Дефицит Высоты. Человек между разрушением и созиданием

Но кроме утраты способности различать, мы постоянно встречаемся с оправданием разрушения. Кинорежиссёр, известный своими содержательными фильмами о Ленине, имевший возможность не раз задуматься о роли и природе разрушения, утверждает, что «добро и зло — необходимые компоненты мироустройства, как рай и ад». Но, помилуйте, ад — это виртуальная конструкция, созданная для вразумления, даже устрашения грешников (то есть разрушителей), почему из этого следует, что в нашей жизни неизбежно должно быть это разрушение?

Сравнительно недавно в недрах физики и философии возникла синергетика, а у неё появилось ответвление — социальная синергетика, которая категорирует законы самоорганизации, порядка, деструкции, хаоса и катастроф, как фундаментальные. По её утверждению социальный хаос (то есть одна из разновидностей зла) необходим, как неизбежный этап в формировании нового порядка. Это очень похоже на наивные представления начала века: если разрушить что то не очень хорошее, то непременно возникнет что то намного лучшее. Теперь горе-учёные подвели под них научную основу, нимало не смущаясь тем фактом, что то отчасти позитивное и едва дышащее, возникшее в конце концов в России, вряд ли может служить оправданием тех хаосов, через которые прошла страна. Ну так задумайтесь, а так ли нужны эти хаосы? Идея о их благотворности берёт начало из представлений И. Пригожина о «конструктивности хаоса», но они справедливы для других систем. Ведь никто не додумался до теории, что страдающий пристрастием к алкоголю должен сначала разрушить своё здоровье, чтобы потом прийти к здоровому образу жизни. И понятно, почему. Мы, вполне обходясь без знания синергетики, понимаем, что разрушивший своё здоровье, здоровым уже не будет. Более того, у нас перед глазами множество примеров, когда люди пришли к правильному образу жизни, не разрушая себя алкоголем или чем-то ещё.

Пока одни обеляют насилие, облагораживают отрицательное и представляют в фантазийном блеске сомнительные ценности, другие сочиняют теории о необходимости Зла, в которых оно оказывается «необходимым компонентом». Таковой является «теория» уже упомянутого кинорежиссёра, утверждающая, что существует некий Великий Режиссёр (ну, конечно, всё сколько-нибудь значимое в этом мире делают режиссёры), который и решил, что этот рыжеватый, картавый и лысый, олицетворяющий «неизбежное» Зло, очень подходит «для передела мира». Ну, переделал! Нет, нам эта киносинергетика не подходит.

Остатки тела Ульянова из мавзолея когда-то уберут, а надпись сменят. Конечно, не на «Шашлыки», но это не принципиально. Важно то, что вымести «величие» этого вурдалака из сознания народа надо как можно быстрее, пока мы ещё существуем. И для того, чтобы мы существовали, потом уже будет поздно. А вместе с этим олигархию надо умерять, а народ просвещать и благосостояние его поднимать.

Наша отвычка от различения Добра и Зла является самой опасной формой иммунного дефицита. Мы битком набиты эвфемизмами, дабы избежать обсуждения по сути несчастий, преступлений, катастроф. Катастрофа у нас превратилась в неизбежность и чуть ли не благо среди будничного однообразия. Это уже коллапс сознания, вызванный неразличением. И вот мы видим, как в стране, которая так и не поняла, что есть разрушение, и какую страшную роль оно сыграло в её истории, традиции разрушения продолжаются «новыми русскими». С. Ямщиков, перечисляя самые большие утраты уже наших дней, пишет: «Но самое страшное происходит со Псковом. Его просто уничтожают. Там ведут строительство рядом с Кремлём, в тридцати метрах от уникальной церкви Богоявления с Запсковья ХV века. Своды самой церкви проваливаются, обрушился предел. А ведь это памятник не меньшего значения, чем Парфенон. В Пскове закатывают в бетон земли, где ещё не было археологических раскопок. Псков сейчас вызывает не меньше тревоги, чем когда его освободили от немцев». В Мураново хотят построить коттеджный посёлок прямо под окнами музея. «А им всё равно — Мураново, Абрамцево, Архангельское… Они даже не знают, с какими великими именами связаны эти места. Построить свой дом вплотную к уникальному памятнику — такого никогда не могли бы позволить ни Третьяковы, ни Бахрушины, ни Щукины…». И это понятно: они были созидателями весьма высоких уровней. А эти новые — совершенно другая порода. «Один вид аляповатых особняков современных буржуа просто кричит об их криминальном происхождении». Вот к чему мы пришли, начав в 1917 году строить светлое будущее.