Дефо

В эпоху Дефо один за другим возникали «рейскорсы» и «турфы» – скаковые дорожки. Аскот и Эпсом, которые до сих пор на слух знатоков-лошадников звучат словно Мекка для паломников, – современники Дефо. Но прежде всего, разумеется, Ньюмаркет. Как есть метр-эталон в Париже, так дорожка на ньюмаркетской пустоши, все та же дорожка и на ту же дистанцию, прямая ровно в милю, служит мерилом скакового класса.

По путевым запискам Дефо чувствуется, как сразу электризовала его атмосфера турфа и как он в то же время взглядом привычным окинул дорожку, обозначенную канатами (с тех пор сохранилось в ипподромном жаргоне – «прижал к канату»), осмотрел шумную и яркую толпу, как поспешил он погрузиться в этот мир забот, напряженных и необычных.

Скакали все больше матчами – парами. («Матч» – тоже ведь сохранилось, и не только в скаковом словаре, как говорим мы: «съехал с круга» и «остался за флагом», не думая платить подати конникам, имеющим, однако, все «авторские» права на эти выражения.)

Уловки жокеев – дело особое. Вот Фрамптон, великий Фрамптон, первый номер среди тогдашних звезд скакового спорта, выигрывает и проигрывает с равной выдержкой. Или мистер Фагг, ездок-любитель, прибегает ко всевозможным, по-своему мастерским хитростям: чем хуже конь его выглядит до скачки, тем лучше в скачке!

Скаковая дорожка собрала возле себя чуть ли не всю страну. Не по количеству. Представительство от всех графств почти полное. Дефо ценил скачки и за это, за спортсменское единение и уравнивание всех, что называется, «в шансах». Но также он видит, что большинству на скачках дела нет до лошадей. Более того, он понимает, почему это так и что за люди считают необходимым показаться в Ньюмаркете, именно лишь показаться, продемонстрировать свое присутствие в качестве «спортсменов», любителей лошадей, которых они с трудом различают по масти, не говоря уже о прочих, более специфических признаках. «Ах, Ньюмаркет!» – говорит какая-нибудь Роксана (ведь жокеем скачет сам король, а в публике – принцы, принцы и герцоги…).

Утомленный зрелищем человеческого тщеславия, Дефо выбирается из толпы, из публики и отправляется на конюшню. Вот где спортсменство беззаветное, даже в лошадях! Чистокровные кони живут, оказывается, теми же страстями. Вот они – спортсмены, вот они не щадят живота своего. Два скакуна даже богу душу отдали после слишком резвых прикидок, Дефо видел и это, пока ходил мимо стойл, наблюдая таинственно-многозначительные процедуры: втирают мазь, соскребают пену, надевают попоны…

Кентербери. Дефо вообще хорошо знал этот древний город, знаменитый своим собором, прославленный в «Кентерберийских рассказах» Чосера. Кроме того, в Кентербери Дефо застал странные события, или, вернее, слухи о странных вещах. Правда, он не стал этого заносить в свое «Путешествие». Он написал небольшой очерк, фактически новеллу, лучшее из небольших своих сочинений. Это набросок к «правдивой истории» большого объема.

Это рассказ о привидении, о том, как к некой даме, обитавшей в Кентербери, вдруг приехала ее старая приятельница, с которой она давно не виделась. Госпожа Баргрейв (так звали кентерберийскую даму) безумно рада была увидеть гостью. Поговорили по душам, повздыхали, даже еще и почитали вместе. Потом госпожа Вил (таково было имя гостьи) спросила госпожу Баргрейв, как поживает ее дочь. Ах, чудесно, но только ее сейчас нет дома. Как жаль, сказала госпожа Вил. Но она неподалеку, сказала миссис Баргрейв, и если госпожа Вил немного подождет, можно послать за ней. Госпожа Вил охотно согласилась подождать. Госпожа Баргрейв отправилась к соседям, но каково было ее удивление, когда, вернувшись, она застала гостью уже на улице. «Куда же вы торопитесь?» – спросила госпожа Баргрейв. «Ах, – отвечала госпожа Вил, – мне пора, но надеюсь, что мы с вами до понедельника еще увидимся у моих родственников, в доме капитана Ватсона». Что же, простились, и госпожа Вил пошла своей дорогой, а госпожа Баргрейв смотрела ей вслед, пока та не скрылась за углом. И было это без четверти час пополудни.

В воскресенье вечером госпожа Баргрейв что-то неважно себя почувствовала, у нее начался насморк и запершило в горле. Она решила отправить служанку к Ватсонам узнать, у них ли сейчас госпожа Вил. Нет, никакой такой Вил у Ватсонов не было, они ее вовсе не ждали. Не может быть! Однако не добьешься толка от этой дуры служанки, которая и фамилии как следует запомнить не может. Так что, несмотря на простуду и на то, что с Ватсонами она не была знакома, госпожа Баргрейв накинула «гуд» (плащ с капюшоном, как у Робин Гуда или у Красной Шапочки) и пошла к капитану. А капитан ей сказал, что госпожу Вил они не только не ждали, но и ждать не могли: ее уже и на свете нет.