Деграданс

«Но ведь смерть заводит! Как вы можете так говорить? – укоризненно всплеснул руками искусствовед. – Как можно бояться мертвых? Это несовременно! Это дико, я бы так это определил. Только смерть делает наше будущее определенным, только смерть придает остойчивость вечно мятущемуся живому, сметает пыльцу неопределенности с окружающего нас мира. Прогнившая мумия с зелеными складками слезающей с шеи кожей, с пустыми страшными глазницами – это вовсе не мумия. Не будьте пошляком. Это великая идея! Еще один, всего один шаг, но господин фон Хагенс его не сделал. К нашему удовольствию. Он пропустил вперед Виктора Шивцова, русского гения! И знаете, в чем беда господина фон Хагенса? Этот бесспорно талантливый немец точно угадал будущее направление развития современного искусства, но при этом остался консервативным, даже старомодным. А это никогда не приветствовалось молодежью. Господин фон Хагенс не смог вжиться в мир собственных моделей. Он не дошел до той ослепительно простой и яркой мысли, что для создания принципиально нового в искусстве уже сам акт творения необходимо вынести на люди, на всеобщее обозрение».

«На всеобщее обозрение? Что вы имеете в виду?»

«Конечно же, прежде всего, человеческие чувства. Восторг, ужас, зависть. Но и страх, но и отчаяние тоже».

«Зависть? И отчаяние? Я правильно вас понял?»

«Совершенно правильно, – широко улыбнулся Домский. – Глядя на то, что делается в галерее „У Фабиана Григорьевича“, телезрители испытывают страшную, гложущую их зависть. Они испытывают убивающее их отчаяние: почему до всего этого додумались не они? Вечные зависть и отчаяние обывателей, не способных на творчество… – Улыбка. – По-настоящему оценить гений Виктора Шивцова неподготовленному человеку трудно, но если говорить правду, только правду, все активно живущие люди хотели бы сейчас оказаться на месте Виктора Шивцова. – Домский торжествующе поднял длинный палец. – И не лгите самому себе! Все! Вы тоже! Ну? О чем думают обыватели, рассматривая абстрактные работы Кандинского или Клее! Ну да! Правильно! Они думают, что сами они сделали бы все это ничуть не хуже, просто им такое в голову такое не пришло. Мы поедем на дрезине смотреть принцессу в апельсине. Малевич считал свой черный квадрат голой без рамки иконой, и разве был не прав? Скучно, попуасы! Закон один: неудачников – презирают, победителям – завидуют».

«Вы считаете Виктора Шивцова настоящим художником?»

«Он не просто художник. Он – великий художник! Просто краски и кисти он заменил оружием».

«Великий художник? Охранник какого-то ведомства?»

«Эйнштейн тоже был всего лишь служащим незаметного патентного бюро».

«Но Эйнштейн не поднимал руку на человека».

«А разве Виктор Шивцов убивает?»

«Простите. Я не понимаю».

«Это плохо, что вы не понимаете. Виктор Шивцов не убивает. Он всего лишь работает доступными ему средствами с доступным ему материалом!»

«С вами не многие согласятся».

«А кому сейчас нужно чье-либо согласие? – Обаятельная улыбка. – Виктору Шивцову? Вряд ли. Мне? Да нисколько. Пришло время понять, что в руках гения даже смерть может стать методом. Художественным методом. Высоко художественным! Искусство, подлинное искусство, в который раз в истории человечества может взлететь на невероятную высоту. В самые высокие, в самые разреженные слои атмосферы. Туда, где сама пустота является произведением гения!»

«Я правильно вас понял? Смерть – как художественный метод?»

«Правильно, правильно. Успокойтесь. – Обаятельная улыбка. – Смерть всегда волновала человека. Смерть возбуждает, притягивает. Леонардо часто рисовал мертвое тело, Рембрандт всю жизнь интересовался анатомическим театром. Почему их деяния не вызывают у вас протеста? Господин фон Хагенс всего лишь показывает искусно препарированные человеческие тела – и в каждой стране его выставки сопровождаются скандалами. Не правда ли, странно? Почему никто не скандалит и не протестует при виде распятия, или пронзенного стрелами святого Себастьяна? Распятие – это, по сути, то же самое, художественно выполненное в камне, в дереве, в металле мертвое тело, к тому же, обезображенное пытками. А? Мало вам этого? Однако же вы не требуете запрета на изготовление и распространение распятий!»

Ведущий ошеломленно молчал.

«И раз уж речь зашла о чистоте искусства…»

Домский весело и лукаво уставился на ведущего:

«Вы разве не знаете о том, что Шивцов не требует ни денег, ни наркотиков, ни вертолета с деньгами, он ничего не требует, кроме встречи с Христом? Он просит об одном: Христос, приди к Фабиану! Снизойди, почувствуй нашу слабость. Единственным требованием, которое выдвинул Шивцов, остается это его желание – лично, с глазу на глаз, переговорить с Христом».

Домский странно взглянул на ведущего:

«Вот скажите, что обычно делает человек, желающий обратиться к Сыну Божьему?

«Как что? Готовится к молитве, очищается, приводится себя в особенное настроение, затем идет в храм».