Деграданс

«Ты что! – послышалось в селекторе. – Иван Исаакович специально просил задержаться. У нас же форс-мажор, какое пиво?»

– Ирландское, дурачок!

«Иван Исаакович выгонит нас…»

– Плюнь. «Газетту» все равно завтра закроют.

«Как это закроют? Кто сказал?»

– Да это ежу ясно. Хочешь пива?

«Андрей, но нас же просили…»

– Ну, как знаешь.

«А ты где будешь?»

– В баре напротив.

«Я отпрошусь у Ивана Исааковича и приду».

– У тебя пятнадцать минут, не больше.

«Ладно…»

– Ты что это делаешь, Ведаков? – не выдержал, наконец, главред.

Даже морщины на лбу смялись у него от напряжения.

– Бегу с тонущего корабля.

Ведаков встал.

– Ты понимаешь, что говоришь?!

– Конечно. А вот вы не понимаете. Ваш любимчик подставил вас.

– Я не о любимчиках. Я о тебе.

– Обо мне можете не думать…

Дверь за Ведаковым захлопнулась. Но тут же приоткрылась.

– Совсем забыл, Иван Исаакович. В баре напротив хорошее ирландское пиво, сами знаете. Так что перекочевывайте в бар. Можете нужные документы прихватить. А то здесь скоро станет жарко. Сейчас без одиннадцати девять… – взглянул он на большие настенные часы. – Ровно через одиннадцать минут редакция «Газетты» взлетит на воздух. Вы любите эффекты, еще один вас не должен сбить с толку. Объявляйте всеобщую эвакуацию и сматывайтесь.

– Пошел вон! – заорал главред.

– Через одиннадцать минут…

– Ты уволен!

– Торопитесь.

– Исчезни, сволочь! Пошел!

– Я на всякий случай телевидение пригласил.

Дверь захлопнулась. Главред провел рукой по молчащим телефонам.

Ну, и денек выдался, не дай Боже! Один такой – года стоит! Он как бы случайно, как бы невзначай взглянул на настенные часы. Конечно, Ведаков блефует. Зависть гложет дурака. У него бабу увели, идею украли, да еще поставили подручным к тому же вору. Есть от чего взбеситься, хрен с ним. Но надо же, придумать про бомбу… Как школьник… Глупо. Смешно. Не проходит. Телевидение он, видишь ли, пригласил! Да если бы он связался с телевидением, здесь бы давно рыскали собаки, надрессированные на взрывчатку…

Он потянулся и встал.

Показать взрыв в прямом эфире…

Недурной эффект… Но ведь такого быть не может…

Он с хрустом выгнул спину. А если телевизионщики все-таки решатся? А если Ведаков действительно задумал что-то такое? В конце концов, у него своя голова на плечах и он здорово обозлен. Такие люди способны на многое, можно судить по Калинину…

Главред чувствовал растерянность.

Чушь! Какой из Ведакова террорист? Он в самом лучшем случае мелкий саботажник, трепун, алкаш. Его раньше надо было попереть с работы. Надоел! Прекрасно знает, что если объявить сейчас эвакуацию здания, то работы уже никакой не будет… Может, он сам сговорился с Калининым…

Взгляд на часы.

Без двух минут девять.

Нервно зевая, подошел к окну.

В переулке напротив молчаливо стояли три легковых автомобиля и небольшой синий фургон. Фары у машин включены. TV. Декельбаум похолодел. Операторы спешно и деловито выгружали из фургона аппаратуру.

39 КАЛИНИН 20,52. Пятница

«…дамы и господа…»

Картинка уже выскочила на экран.

«…кульминационный момент… мгновения озарения…»

Калинин прекрасно знал, что миллионы зрителей затаили дыхание.

«…первый трэш-реалист мира Виктор Шивцов создает новую композицию… Просьба к материалу… – Он обвел мобильником бледные лица заложников. – Просьба к материалу – отойти к стене… Ровнее, спокойнее… Вот так, отлично! Есть добровольцы? Кто хочет войти в историю мирового искусства?… Нет добровольцев? – Кивок Шивцову: – Какой косный материал…»

Бледное женское лицо.

«…Ксюша? Пойди сюда!»

«Отстань, ублюдок! Отстань!»

Ксюша в отчаянии спрятала голову в ладони.

«…вечная сопротивление материала художнику… – Калинин весело обернулся к Шивцову. – А в самом деле, что, Витя, ты сделал бы, начни мрамор начал крошиться в твоих руках?»

«Выбросил бы!»

«Ну, так в чем дело? Время уходит».

Шивцов медленно вытащил пистолет из-за пояса.

Только теперь, Ксюша поднялась. Груди ее расслабленно обвисли.

В этом было что-то почти непристойное, но заложники не отворачивались, не отводили глаз. Они смертельно боялись. Стволом пистолета направив Ксюшу к мраморному бортику, Шивцов кивнул перепуганному мужчине в шортах и в серой, в пятнах крови, рубашке навыпуск. («Юрий Александрович Болховитинов… Тридцать один год… Искусствовед…»). Коричневая от загара бритая голова искусствоведа глянцевито блеснула. Он попытался отступить за худенькую девушку («Алина Федоровна Расстегай… Девятнадцать лет… Студентка…»), блузка и коротенькая юбка которой после купания в бассейне превратились почти в бикини, но Шивцов строго остановил искусствоведа:

«Не суетись… А ты… И ты… – указал он на Ксюшу и на студентку. – Обе быстро в бассейн… Вытащите мумии, пока они совсем не размокли. А ты… – снова указал он на искусствоведа, – будешь рассаживать вытащенные мумии на бортике… Чтобы было видно, что они вылезли отдохнуть…»

И обернулся к Калинину:

«Хочу толстую…»

«В каком смысле?»