Деградация и деграданты: История социальной деградации и механизмы её преодоления

Особенно удивительно это слышать от людей, заявляющих, что они уверовали в Бога, и при этом не в состоянии отличать божьего промысла от сатанинского. Если понимать под главной христианской идеей «любовь к ближнему», то советское искусство было вполне религиозным. Чтобы в этом убедиться, следует посмотреть такие фильмы, как «Когда деревья были большими», «Звонят, откройте дверь», «Иваново детство», «На семи ветрах» и т. д. Это фильмы о преображении человека, о том, как индивид становится личностью. И не просто личностью, а хорошим человеком. Зато нынешняя мода объявлять себя верующим никак не отражается на творчестве художников. С. Герасимов, Ю. Райзман, а тем более А. Тарковский с В. Шукшиным были «религиозными» художниками, а верующие в православие А. Балабанов или И. Охлобыстин — нет.

Мощная моральная советская («религиозная») традиция была разрушена почти полностью. То, что не удалось теоретикам и практикам «обострения классовой борьбы», то есть дегуманизации общества и искусства, в считанные годы смогли сделать адепты «свободы».

Показателен в этой связи образ Учителя в советском и либерализованном искусстве, ведь это знаковая для общества фигура. Советский учитель не просто преподаватель школы, а учитель жизни (фильмы «Сельская учительница» с В. Марецкой, «Учитель» с Б. Чирковым, «Доживем до понедельника» с В. Тихоновым, «Дневник директора школы» с О. Борисовым). Учитель в новом российском социуме — несчастное существо, брошенный в дебилизированную среду (телевизионный сериал «Школа» Г. Германики).

Ученики в советских фильмах — критичные, конфликтующие ради любви (картина Ю. Райзмана «А если это любовь?»), дружбы («Друг мой, Колька»). В постсоветском — это циники, ищущие удовольствий и карьеры — «никакое поколение». И опять вопрос: откуда такое следствие свободы?

Если советское искусство искало в человеке человеческое, то постсоциалистическое подчеркнуло наоборот — темное, лохматое, дегенеративное, смрадное.

Ремарка: речь идет не об идеализации советского искусства. Художественно слабого и конъюнктурного в нем было предостаточно, впрочем, как в искусстве любой другой страны, — одно «вечное» творить невозможно. Дело в сравнении. А оно не в пользу искусства либерализованной России.

Можно обосновано утверждать, что, по крайней мере, после 1953 года в искусстве господствовала эстетика добра, а в 1990-х годах в полную силу заявила о себе эстетика зла. Получается, что советский период продемонстрировал неэффективность добра. Зло оказалось более гибким. Оно может мимикрировать под добро, использовать ее эстетические достижения как красивую одежду. Собственно, именно это и произошло с идеей коммунизма, ставшей ширмой для реализации карьерных желаний многочисленных маргиналов и плебса в ходе «социалистической» революции. Иным путем пошел Голливуд. Там упростили проблему до четкого деления добра и зла на белое и черное, а главное — дали добру фору. Положительный герой в фильмах стал неубиваем (как в сказке: в огне не горит, в воде не тонет), и обреченным на счастливый победоносный конец. Это психологически тонизирует, но не решает проблему проникновения зла в поры общества.

Классической культурой принято считать ту, что направлена на культивирование в человеке гуманистических начал. Условно ее можно назвать «культурой света». Но фактически классикой может стать и «культура зла». Например, документальная лента Л. Рифеншталь «Триумф и воля», прославляющая германский фашизм, — безусловно выдающееся достижение кинодокументалистики. Таким образом, вопрос Пушкина о совместимости гения и злодейства был решен положительно. Художник свободен в своем праве присоединиться к одной из антагонистических сторон бытия.

В 1930-е годы М. Горький вопросил: «С кем вы, мастера культуры?» Его жизнь — свидетельство того, сколь трудно сделать выбор между злом и добром. Горький колебался, но не в выборе позиции, ибо всегда твердо стоял на позициях гуманизма, а в том, что является злом в конкретном случае. Он то призывал к революции (стихотворение «Буревестник»), но критически встретил революцию большевиков, чтобы затем помириться с ними, принять их правду и попасть в объятия Сталина… Эти метания понятны: зло многолико, демагогично, по-своему эффективно. Немало мыслителей бились над формулированием отличий добра от зла. И немало тех, кто прилагал усилия, чтобы размыть моральные критерии в искусстве и философии.