С переходом на работу в цех Дегтярев скоро познакомился с некоторыми рабочими-революционерами. Его стали приглашать на рабочие маевки, которые устраивались в лесу на берегу Разлива. Разливом назывался огромный пруд, образовавшийся от разлива реки Сестры, запруженной около завода. Город как раз и стоял на реке Сестре, отсюда и название его — Сестрорецк.
Впоследствии, в 1917 году, близ станции Разлив в шалаше из веток и сена жил и работал, скрываясь от преследования Временного правительства, Владимир Ильич Ленин.
Маевки устраивались обычно в воскресные дни. Рабочие уходили в лес под разными предлогами: кто за грибами, кто за ягодами, кто за шишками для самовара, кто рыбачить... Все сходились в условном месте, расставив надежные дозоры.
На маевках читалась нелегальная литература, призывавшая к организованной борьбе с самодержавием, пелись революционные песни.
С маевок Дегтярев приходил радостно-взволнованный. Он понимал, что рабочие теперь не те, которых он видел в Туле пятнадцать лет назад. Рабочие, руководимые большевиками, превращались в грозную силу, готовившуюся к решительной битве с царизмом.
Дегтярев с волнением замечал, что и сам он теперь уже не тот тихий и замкнутый слесарь-солдат, каким был в Ораниенбауме. Он начинал понимать, что правду, о которой мечтали его дед и отец и тысячи других рабочих-оружейников, нужно искать у большевиков.
В годы войны Дегтярев задумал создать такое автоматическое ружье, которое отвечало бы запросам современного боя. Таковым, на его взгляд, мог быть автоматический карабин — оружие маневренное, легкое и боеспособное.
Только сейчас, думая над разработкой собственной системы, Дегтярев понял, как много дал ему многолетний опыт практической работы над автоматической винтовкой Федорова. Он был отлично знаком со всеми известными образцами автоматического оружия, знал их положительные и отрицательные стороны и ясно представлял, в каком направлении следует работать над их усовершенствованием.
Задумав создать систему с неподвижным стволом, действующую по принципу отвода пороховых газов, Дегтярев решительно отказался от широко разрабатываемой тогда системы автоматического оружия с подвижным стволом (пулеметы Максима, Виккерса, Мадсена, Шоша, автоматические винтовки Федорова, Токарева, Чельмана, Манлихера, Браунинга).
Он подал докладную записку начальнику Сестрорецкого завода генералу Залюбовскому, подробно описав задуманную им систему и прося разрешения вести работы по разработке ее на заводе во внеурочное время. Но Залюбовский даже не ответил на это письмо.
Тогда Дегтярев, дождавшись прихода Залюбовского в цех, обратился к нему с устной просьбой.
— Что за изобретения? — закричал генерал. — Все опытные работы по оружию прекращены министром, теперь война, извольте работать на нее — делать обыкновенные винтовки и не заикаться больше ни о каких карабинах.
— Так ведь в неурочное время! — пытался протестовать Дегтярев.
— Не рассуждать! — заревел генерал. — Кто тут начальник?!
Было ясно, что Залюбовский не изменит своего решения, и Дегтярев нашел другой выход. Он написал родным и Михаилу Судакову, который демобилизовался и теперь жил в Туле, чтобы они отправили в Сестрорецк дедовский токарный станок, а сам потихоньку занялся заготовкой необходимых материалов, из осторожности пряча их на заводе в укромном месте.
Прошло некоторое время. Дегтярев, полагая, что Залюбовский забыл о сцене в цехе, стал оставаться по вечерам и делать на заводе наиболее сложные части для своего карабина.
Залюбовский, узнав об этом, немедленно откомандировал Дегтярева в Ораниенбаум, где требовался опытный мастер на оружейном полигоне.
Проработав несколько месяцев в Ораниенбауме, Дегтярев снова вернулся в Сестрорецк. К тому времени прибыл из Тулы дедовский токарный станок. Дегтярев обрадовался ему, как старому другу: теперь он мог не зависеть от строптивого начальника завода.
Перетащив запасенные материалы с завода домой, он отладил станок и начал обработку деталей для своего карабина. Заниматься карабином ему удавалось лишь в вечерние часы, после одиннадцати-двенадцатичасовой работы на заводе. Однако влечение к изобретательству было так велико, что оно побеждало усталость, давало ему силы для творчества.
От вечерней работы, от переутомления и недосыпания Василий ослаб, похудел, стал жаловаться на недомогание, но глаза его горели веселым огнем. Дела с карабином шли хотя и медленно, но успешно.
Наконец карабин был готов. Теперь Дегтярев ждал случая, чтобы изобретенное им оружие вынесли на стрельбище и опробовали. Без этого нельзя было производить окончательную отладку.
Но случай этот не приходил. Военным властям не было никакого дела до изобретателя-самоучки.
Приди Дегтярев в Арткомитет, с ним бы и разговаривать не стали.
Единственно, на что мог надеяться молодой изобретатель, так это на помощь Федорова и Филатова. Но где был Федоров, никто на заводе не знал, а к Филатову поехать никак не удавалось.