Дегустация волшебства

– В аварию попал, – недовольно ответил Рыжий и торопливо прошел в кабинет Штабеля.

– Хорош! – мрачно произнес шеф вместо приветствия. – Кто ж это тебя так разукрасил? Неужели алкаш-художник так отделал?

– Да нет, – неохотно выдавил Рыжий, – у художника картины не было, ее по ошибке забрал этот профессор… Аристархов, – прочел он по бумажке, чтобы не перепутать фамилию.

Эрлих, как обычно сидевший в уголке, присвистнул. Штабель с интересом повернулся к своему консультанту:

– Семен, это что – тот самый, который копиями занимается?

– Он, он это, Сережа, – подтвердил консультант.

– И ты, недоумок, полез к этому профессору, никого не спрося?

Толян покаянно кивнул:

– Профессор, гнида, здоровый, как лось, – сказал он жалобно.

Штабель оглушительно захохотал, Эрлих тоже вежливо негромко рассмеялся. Отсмеявшись и вытерев платком выступившие на глазах слезы, Штабель сказал:

– Ох, уморил! Ты что же, думаешь, это тебя профессор Аристархов лично так обработал?

– А кто же? – удивленно пробасил обиженный Толян.

– Это Корней Васильич, – продолжая улыбаться, пояснил Эрлих, – телохранитель профессора.

У Рыжего полегчало на душе: быть побитым каким-то профессором – несмываемый позор, а телохранитель хоть и старый, а все ж таки профессионал. Это не так стыдно.

– Ты, инвалид умственного труда. – Штабель стер с лица остатки веселья и заговорил мрачно и зло. – Хоть ты развеселил нас с Семеном, но я тебя держу не как клоуна. Ты дело провалил на все сто процентов. Даю тебе последний шанс. Сам дело провалил – сам исправляй. Чтобы к завтрашнему дню картина была у меня! Семен! – авторитет повернулся к Эрлиху. – Ты всегда все знаешь. Дай этому дебилу наводку.

Эрлих кивнул, достал из кармана мобильный телефон и сделал несколько звонков. Говорил он вполголоса и, как Толян ни прислушивался, смог разобрать только отдельные слова. Наконец Эрлих повернулся к нему и заговорил:

– Аристархов уже отправил основную партию своих копий во Францию, но одна картина по какой-то причине в эту партию не попала. Судя по всему, это и есть наша вещь. Сегодня днем Аристархов встретился с одним сотрудником Академии художеств, у которого подписана командировка в Париж. Это не может быть простым совпадением…

– Кто? – коротким вопросом прервал Семена Борисовича Штабель.

– Дмитрий Алексеевич Дрозд, – так же лаконично ответил Эрлих. – Улетает самолетом авиакомпании «Пулково» завтра утром в десять ноль-ноль.

– Все понял? – Штабель повернулся к Рыжему. – Завтра с утра будешь в аэропорту. Это твой последний шанс! Если не достанешь картину, лучше не возвращайся.

– Мне бы… – промямлил окончательно деморализованный Толян.

– Ну что тебе еще? – Штабель явно не хотел больше его видеть.

– Мне бы фотку его… Чтобы не ошибиться…

– Да уж, постарайся на этот раз не ошибиться, – сурово пророкотал авторитет. – Семен, достанешь этому сыну полей фотографию этого вашего Дятла?

– Дрозда, – мягко поправил Семен Борисович. – Обязательно достану.

У жителей Петербурга (называть их в общей массе «петербуржцами» не поворачивается язык, поскольку многие из них удивительно мало соответствуют этому благородному имени) есть много причин гордиться своим городом. Это и неповторимая панорама Невы в обрамлении чудесных ее берегов, гранитных набережных, исполненных строгого великолепия, и фантастические переливы негаснущего неба белыми июньскими ночами, неба, служащего драгоценным фоном для силуэтов Адмиралтейства и Петропавловского шпиля, Ростральных колонн и Кунсткамеры, и непревзойденные шедевры Растрелли и Воронихина, Кваренги и Росси, Захарова и Трезини, и многое, многое можно еще перечислять…

Однако у жителей Петербурга много есть причин и для горького стыда, для обиды за свой город. Это и пьяные бомжи на прекрасных центральных улицах, и груды мусора в двух шагах от сказочных дворцов и сияющих огнями магистралей, и разрытые мостовые в самом центре города, закопать и заасфальтировать которые не могут многие годы… Одна из таких причин для стыда – это международный аэропорт Петербурга «Пулково-2». Странно, что, несмотря на устойчивую и хорошо известную традицию советских времен делать все международное помпезным, с размахом и показной роскошью, международный аэропорт Северной столицы напоминает внешним своим обликом железнодорожный вокзал в захолустном райцентре – бедное, тесное, кое-как оштукатуренное здание наводит на прилетающих неизбывную тоску и мысли о глухой провинции. Кажется, что, завернув за угол, непременно увидишь козу на привязи, мирно щиплющую травку, а то и свинью, почивающую в луже…