До революции в мрачноватом комплексе зданий из коричневого кирпича располагалась крупная преуспевающая мануфактура. До сих пор ржавые останки огромного ткацкого станка, чудом уцелевшего во всех перипетиях XX века, остовом динозавра возвышались в бывшем цехе, переоборудованном под тренировочный зал. Послушники использовали их как снаряд для занятий по боевой подготовке.
Питерская Обитель была главной. Здесь юноши обучались оперативной работе. Было еще две: женская в Москве и смешанная — в Казани. Там готовили окраинных соработников: кому-то ведь нужно было обеспечивать деятельность тысяч агентов по всему миру, добывать для них деньги, подделывать документы, ремонтировать оружие, шить одежду. В конце концов, внедряться в органы власти для прикрытия Артели. Конечно, при этом в тёмную использовалось множество специалистов, но направлять их должны были посвящённые. Казань таких и готовила. "Питерские" и "москвичи" смотрели на "казанских" чуть свысока, те вели себя аналогично, полагая, что из них-то и рекрутируется всё артельное руководство.
Руслан появился здесь ровно год назад. Доехав от Пулково на автобусе, он спустился в метро, а потом долго плутал по незнакомым улицам, которые с раздражающей методичностью приводили его не туда. Обитель возникла прямо перед ним во время одной из таких топографических загогулин — словно по молитве. Он осторожно вошел в проходную. Апатичный часовой в неопределенной форме без слов освободил турникет, услышав: "Ставрос". Руслан вышел на довольно широкую площадку, почти полностью занятую плацем, посыпанным искрящимся под последним летним солнцем белым песком. По краям газона темнели деревья — тополя, березы, темные старые ели и густой кустарник, за которыми просматривались коричневые стены корпусов.
Людей в сфере видимости не было. Он растерянно стоял, пока неведомо откуда не появился здоровенный парень, одетый, на взгляд Руслана, весьма причудливо: белая, подпоясанная красным поясом, косоворотка, в вышивке которой он не без удивления разглядел переплетение свастик, свободные суконные штаны, и — новенькие лапти. Не говоря ни слова, парень кивнул Руслану и жестом огромной руки пригласил идти за ним. При своих габаритах двигался он на удивление бесшумно и быстро, Руслан едва поспевал на недавно сросшихся ногах. Так они добрались до самого большого корпуса и вошли в никем, по первому впечатлению, не охраняемую дверь.
Долго шли длиннейшими коридорами, галереями, крутыми лестницами (Руслан даже не старался запомнить путь), встретив лишь несколько человек — юношей, одетых так же, как провожатый, и более зрелых людей, чьи косоворотки были коричневыми с золотой, а не красной вышивкой. Руслан совершенно правильно сообразил, что видит учеников и преподавателей. Наконец, вышли к тяжелой двери, золотыми буквами на которой значилось: "Господинъ Старшiй Наставникъ Игуменъ". Провожатый указал Руслану на дверь, кивнул и исчез, как будто растворился среди тёмных стен. Юноша сделал шаг, готовясь толкать неподатливый массив потемневшего дерева, но дверь сама медленно распахнулась перед ним.
— Прошу вас, — раздался довольно приятный голос.
Игумен сидел в огромном кожаном кресле за старинным дубовым столом. Вообще кабинет производил впечатление музейной экспозиции, изображавшей обстановку российского присутственного места XIX — начала XX веков: тёмные конторки, уходящие под потолок шкафы со множеством ящичков, на стене — портрет последнего российского императора в тяжёлой золоченой раме, несколько икон в углу. Диссонировала с этим лишь причудливая техногенная конструкция на столе — что-то вроде маленького телевизора, на мутном экране которого застыл странный зелёный текст, а сам телевизор покоился на футуристического вида ящике с усеянным клавишами пультом. Руслан даже не пытался понять, что это такое, было ему не до того.
Старший наставник, благожелательно прищурившись, внимательно рассматривал его. Длинные, седые до серебристого сияния волосы и борода чуднО контрастировали с тёмным скуластым лицом среднеазиатского типа: крупный, горбатый нос, выпуклые карие глаза под набрякшими веками, глядящие из-под полукруглых очков, чувственные губы, грустно опущенные уголки которых усы маскировали лишь отчасти. Впрочем, в комплексе все это производило впечатление, скорее, благоприятное. Лицо выражало ум, неопределенное дружелюбие и, одновременно, незащищенность. Словно бы сразу предупреждало: "Вы можете обидеть меня в любой момент, но ни за что не услышите от меня злого слова".
— Значит, вы и есть Ставрос, — в голосе ощущались интонации тщательно образованного и весьма воспитанного человека.
Руслан молча кивнул.
— По артельным правилам вы должны были представиться первым, — мягко попенял Игумен. — Но поскольку вы тут новичок… Меня зовут Игумен. Я — Старший наставник этой Обители.