Деяния апостолов. Главы 9-28: Историко-филологический комментарий

Вопрос, заданный Сократом своим обвинителям, закономерен. Классификации возрастов существовали, ученые люди (типа Филона) их обсуждали и на них время от времени ссылались, но к реальной жизни и к реальному словоупотреблению все это имело мало отношения: понятия «молодой» или «старый» не поддаются точному определению. Через пять с лишним веков вопрос, заданный Сократом, продолжал интересовать юристов. Ульпий Марцелл, писавший во второй половине II в. по Р. Х., привел следующий гипотетический пример: по завещанию все молодые люди, находящиеся в услужении завещателя (т. е. его рабы), оставлены другому человеку. Вопрос: в каком возрасте начинается и в каком заканчивается молодость? (a qua aetate iuvenes et in quam intellegi debeant?). Ответ Марцелла: каждый случай нужно рассматривать отдельно, в подобных контекстах никаких строгих возрастных границ к таким общим терминам применить нельзя. Тут же он, впрочем, добавляет, что сам считает, что iuvenis занимает промежуточное положение между adulescens и senior (Дигесты, 32.69.1)[81].

Определение возраста во многом зависит еще и от того, к какой возрастной группе мы сами относимся. Когда Н. С. Хрущев пообещал построить коммунизм через двадцать лет, я очень горевала из-за того, что, когда наступит золотой век, я буду глубокой двадцативосьмилетней старухой и поэтому не смогу в полной мере насладиться его плодами. Чем старше мы становимся, тем ближе к себе мы придвигаем границу молодости[82]. А ведь мы не знаем, сколько лет было Луке, когда он сочинял Деяния.

Второе упоминание о возрасте Павла диаметрально противоположно первому. В Флм 9 Павел называет себя престарелым – πρεσβύτης[83].

Это слово в классификации Гиппократа присутствует: πρεσβύτης помещен в восьмую седмицу: от 49 до 56 лет. Таким образом, молодой человек по Пифагору оказывается пожилым по Гиппократу, а в последние четыре года пифагоровская молодость вообще соответствует гиппократовской старости.

Относительность оппозиции молодой/старый отчетливо прослеживается на античном материале. Так, например, проигравший сражение сорокачетырехлетний Ганнибал, согласно Ливию (История Рима от основания города, 30.30.10), называет себя стариком (senex), а Цицерон (Филиппики, 2.46.118) называет себя старым в 62 или 63 года, но молодым во время заговора Каталины, когда ему было примерно столько же лет, сколько «старику» Ганнибалу: defendi rem publicam adolescens, non deseram senex – «Я защищал государство в молодости, не оставлю его в старости». Возраст один, но ситуации разные. Успешная защита отечества ассоциируется с молодостью, поражение в сражении – со старостью[84]. Паркин в своей интересной книге «Старость в римском мире» привел любопытную таблицу, в которой собраны сведения о том, какой возраст разные античные авторы считали началом старости. Диапазон весьма велик: от 42 до 77 лет[85].

В целом, как отметил М. Финли, «статистически, сегодня, как и в античности, общепризнанные точки, через которые следует провести линию возрастного водораздела, это, похоже, шестьдесят или шестьдесят пять лет»[86]. Раввинистическая традиция – а Павел вырос в еврейской среде – также престарелым считает человека в возрасте шестидесяти лет. Письмо к Филимону датируют обычно 53-55 гг. Если Павлу в середине 50-х было около шестидесяти, то он должен был родиться незадолго до того года, который наш календарь ошибочно считает годом рождения Иисуса, и быть примерно ему ровесником. Если это так, то тогда получается, что «молодым», по Луке, он был в возрасте лет сорока. Однако на практике определение возраста как молодого или старого во многом определялось привходящими обстоятельствами, при этом не только социальными или политическими, но в некоторых случаях и требованиями риторики.

В письме к Филимону, от которого Павел хотел добиться, чтобы тот выполнил его просьбу, он мог назвать себя старым не в абсолютном, а в относительном значении: старый не годами, а старый относительно более молодого Филимона[87]. Учитывая, что Павел в данной ситуации не счел нужным применить свою апостольскую власть и приказать Филимону выполнить то, что должно (τό άνηκον), т. е. принять обратно раба Онисима, он предлагает Филимону обоснование необходимости выполнить его просьбу. И таким обоснованием оказывается возраст, усугубленный тем, что старый человек находится в экстраординарных обстоятельствах – в тюрьме. Кто сможет отказать просителю в таких обстоятельствах[88]? В этом случае πρεσβύτης никак не помогает определить реальный возраст Павла в тот момент, когда он писал Филимону. Подводя итоги, следует признать, что год рождения Павла остается нам неизвестным.