Деяния архиепископов Гамбургской церкви

40 (39). Кроме того, Адальберт имел обыкновение подсмеиваться за обедом над лицами, занимавшими важные должности, издевался над их жадностью и глупостью, а многих из них попрекал низким происхождением. Всех вообще он поносил за неверность королю, «поднявшему их из праха»[666], и заявлял, что только он один защищает короля из любви к государству, а не ради выгоды. Доказательством этому служило то, что они, как люди низкие, грабили чужое, а он, как человек благородный, расточал своё; это, по его мнению, являлось важнейшим признаком благородства. Такие оскорбительные выходки он делал против всех и не щадил никого, лишь бы поставить себя выше других. Короче говоря, этот человек, не любя ничего, кроме мирской славы, так сильно испортился, что потерял даже те добродетели, которые имел поначалу. Эти и многие другие подобного рода поступки Адальберта относятся к тому времени, когда суеверие, хвастовство, или, лучше сказать, беспечность, покрыли его великим позором и возбудили против него ненависть всех смертных, особенно же магнатов.

41 (40). Из последних наиболее враждебны ему и нашей церкви были герцог Бернгард и его сыновья, чья зависть, вражда и ненависть, а также козни, оскорбления и коварство приводили архиепископа ко всем тем промахам, о которых мы говорили выше, делали его опрометчивым и чуть ли не безумным, когда он, казалось, смирялся перед ними и уступал. Иногда он добровольно уступал им во имя пастырского долга, желая победить зависть добрыми делами и «добром воздавать за зло»[667]. Но, поскольку все труды его, направленные на то, что наладить с герцогами добрососедские отношения, оказались напрасны, то он, наконец, сдался и, упав от угнетения, бедствий и скорби[668], не раз восклицал вместе с Ильёй: «Господи Боже! Они разрушили твои алтари и убили твоих пророков; остался я один, но и моей души они ищут, желая меня убить»[669]. Впрочем, чтобы показать, насколько несправедливо наш архиепископ терпел всё это, достаточно привести здесь один пример, по которому можно видеть, насколько бесполезно поддерживать дружбу с негодными людьми.

42 (41). Герцог, движимый жадностью, прибыл во Фризию[670], ибо фризы не уплатили ему положенную дань; архиепископ сопровождал его; он отправился туда только для того, чтобы примирить отпавший народ с герцогом. Но когда алчный к мамоне герцог, потребовав всю сумму дани, не захотел удовольствоваться 700 марками серебра, этот дикий народ пришёл в ярость и «меч обнаживши, в битву вступил, защищая свободу»[671]. Многие из наших были убиты тогда, а остальные спаслись бегством. Лагерь герцога и епископа был разграблен, и огромные суммы денег из церковных доходов расхищены. Тем не менее, проявленная в опасности дружеская верность герцогу и его людям не принесла нам никакой пользы, ибо они не перестали преследовать церковь. Рассказывают, что герцог, словно предвидя будущее, часто со вздохом говорил, что его сыновья самой судьбой предназначены к разорению Бременской церкви. [Так, ему привиделось во сне[672], будто, выйдя из его дома, к церкви устремились сперва медведи и кабаны, затем олени и, наконец, зайцы. «Медведями и кабанами, — сказал он, — были наши родители, вооружённые храбростью, словно клыками; олени, украшенные только рогами — это мы с братом; а зайцы — наши не слишком храбрые и боязливые[673] дети. Боюсь, что они станут нападать на церковь и этим навлекут на себя небесную кару»]. Поэтому он увещевал их и заклинал страхом Божьим не злоумышлять против церкви и её пастырей, ибо оскорбление, нанесённое им, наносится самому Христу и влечёт за собой неминуемую кару. Но они были глухи к этим увещаниям. Мы сейчас увидим, как они были наказаны за свои грехи.