Дейр

— Буверняк, Жанетта. Да что ты? Тебе же нравилось. Какая разница? Сейчас мы…

— Ой, Хэл, ой, Хэл, что же ты натворил!

Серая скорбная маска исказилась. Хлынули слезы. Если бы камень мог плакать, так плакал бы камень.

Хэл развернулся, бросился на кухню, вынул упаковку, сорвал пленку, воткнул иглу в ампулу. Вернулся в спальню. Пока искал иглой вену, Жанетта молчала. А ему страшно стало, что игла сломается. Кожа у Жанетты сделалась, как ломкая корка.

— Землян эта штука поднимает, глазом моргнуть не успеешь, — сказал он, из всех сил стараясь изобразить жизнерадостную, полную оптимизма медсестру.

— Иди сюда, Хэл. Все это… все это не поможет.

Он вырвал иглу, протер место укола спиртом, наложил тампончик. Встал на колени рядом с постелью, поцеловал Жанетту. Губы у нее стали жесткие, как подошва.

— Хэл, ты меня любишь?

— А ты все не веришь? Сколько раз повторять?

— Что бы ты ни узнал про меня?

— Я про тебя и так все знаю.

— Нет, не знаешь. Не можешь знать. Ой, Великая матерь, надо было тебе сказать! Может, ты меня не разлюбил бы. Может…

— Жанетта! О чем речь?

Она сомкнула веки. И вдруг у нее начались судороги. Когда приступ миновал, зашептала непослушными губами. Он нагнулся поближе, чтобы расслышать.

— Что ты сказала? Жанетта, повтори!

Схватил ее за плечи, затряс. Жар у нее явно спал, плечи были холодные. И шершавые, как камень. Донеслись тихие, полувнятные слова.

— Меня… к теткам… к сестрам… знают… что делать… не ради меня… ради…

— О чем ты?

— …будешь… до самой… любить…

— Да! Ты же знаешь! Не о том разговор, нам улепетывать отсюда надо!

Может быть, она и расслышала, но никакого знака не подала. Голова откинулась на подушку, нос уставился в потолок. Глаза закрыты, губы сомкнуты, руки вдоль тела ладонями вверх. Грудь неподвижна. Если дыхание и есть, то такое слабое, что ни малейшего шевеления груди ни на взгляд, ни на ощупь не уловить.

Глава 18

Хэл молотил в дверь квартиры Лопушка, пока та не распахнулась На пороге стояла супруга сострадалиста.

— Хэл, как вы меня напугали!

— Где Лопушок?

— Он на медфаке. У них ученый совет.

— Он мне срочно нужен.

Внизуня едва успела крикнуть вслед:

— Давайте за ним! Он на этих заседаниях дохнет от скуки!

Скатился вниз через три ступеньки, наискось пересек лужайку с такой быстротой, что в легких горело Не замедляя бега, одолел лестницу здания медфака и бурей ворвался в зал заседаний.

Хотел слово сказать — пришлось остановиться и перевести дух.

Лопушок вскочил.

— Что случилось?

— Идем… идемте. Вопрос… жизни… смерти.

— Простите, господа, — сказал Лопушок.

Десяток жучей вразнобой закивали, заседание продолжилось. Со-страдалист накинул плащ, надел шапочку с бутафорскими сяжками и вывел Хэла вон.

— Говорите, что случилось!

— Слушайте. Я вынужден вам довериться. Понимаю, что вы ничего не можете мне обещать. Но думаю, не выдадите нашим — не то у вас воспитание.

— Переходите к сути, друг мой.

— Слушайте. При всем вашем общем отставании эндокринология у вас не уступает нашей. И у вас есть опыт. Вы же изучали ее анатомию, физиологию и обмен веществ. Вы…

— Чью анатомию? Чью физиологию? Вы имеете в виду Жанетту? Жанетту Растиньяк? “Лэйлиточку”?

— Да. Она прячется у меня в квартире.

— Знаю.

— Знаете? Откуда? Я…

Жуча положил руку на плечо Хэла.

— И вам кое о чем следует знать. Я собирался вам сказать об этом вечером, после возвращения домой. Нынче утром землянин по имени Арт Хьюнех Пукуи снял квартиру в доме напротив — окна в окна с вашей. Заявил, что хочет жить среди нас, чтобы иметь возможность ускоренно изучать местный язык и нравы. Но большую часть времени провел за возней с чемоданом, в котором, как я полагаю, находится аппаратура для подслушивания того, что происходит у вас в квартире. Однако хозяин дома глаз с него не спускал, так что у вашего сородича не было возможности полностью развернуть наблюдение.

— Пукуи — аззит.

— Вам лучше знать. Как раз сейчас он у себя в квартире следит за нашим домом с помощью сильной оптики.

— И, возможно, даже слышит эти наши слова, — сказал Хэл. — У него сверхчувствительная аппаратура.

— Успокойтесь, стены здесь толстые, звуконепроницаемые. Не обращайте на него никакого внимания, но сделайте для себя выводы.

Лопушок следом за Хэлом вошел в спальню. Пощупал лоб Жанетты, хотел поднять веко и заглянуть в зрачок. Веко не поддалось. Лопушок хмыкнул.

— Однако! Кальцификация кожного покрова далеко зашла.

Одной рукой Лопушок сбросил с Жанетты одеяло, другой ухватил халатик за воротник и рванул так, что пуговки поотлетели. Отшвырнув халатик, Жанетта лежала нагая, безмолвная, лилейно-белая и прекрасная, будто дело рук замечательного ваятеля.

Со стороны глядя, это было похоже на нападение, и Хэл чуть не вскрикнул. Но подавил вскрик, поняв, что Лопушок действует как врач. Никаких иных чувств жуча при этом зрелище изведать был не способен.

Теряясь в догадках, Хэл во все глаза следил за Лопушком. А тот помял кончиками пальцев плоский живот Жанетты, прижался к нему ухом. Выпрямился и покачал головой.