Действия войсковых разведчиков

- Приступаем к разработке новой операции, - объявил Лангенбек своему помощнику. - Замысел у меня готов, сейчас вам объясню. Вероятно, русские считают, что мы, как и раньше, будем рваться в их тыл, и, наверное, подготовили для нас всякие ловушки. Но мы несколько изменим тактику и перехитрим наших противников. Да, да, мы их перехитрим. Мы не пойдем к ним в глубокий тыл, а проведем операцию близ переднего края их обороны… Смотрите сюда, Ганс, - указал он линейкой на аэроснимок. - На этой высоте обороняется какой-то советский батальон, назовем его батальоном «икс». А вот ту высоту занимает тоже батальон, скажем - «игрек». Между высотами, как видите, проходит лощина. Она в мертвом пространстве, не просматривается ни с той, ни с другой высоты. Лощина не прикрыта советскими войсками. Я долго думал - почему они так поступили, и, кажется, нашел объяснение. В лощине множество естественных препятствий: овраги, валуны, обрывы. Замечу сразу же, для наших диверсантов это не такие уж серьезные препятствия, ведь недаром мы подобрали баварцев, отличных лыжников. Есть еще одно препятствие: лощина густо заминирована. Видимо, русские полагают, что проход по лощине для нас исключается. Но одного они не учли. Мины заложены давно, покрылись толстым слоем снега и практически стали безопасными. Это точно проверено нашими саперами. Выход из лощины закрыт войсками противника. По-видимому, советское командование считает, что если мы и сумеем каким-то чудом пройти лощину, то дальше путь все равно закрыт. Но мы не пойдем дальше, наша цель - русский батальон «икс».

Лангенбек посмотрел на майора, стараясь определить произведенное впечатление. Ганс Саули внимательно слушал, лицо его было непроницаемым.

- Люди Штуммайера проникают в лощину не глубоко, - продолжал полковник, - только до отметки 105, там под прямым углом поворачивают на север и, рассредоточившись на группы, пробираются по скалам в тыл батальону «икс». Внезапное нападение с тыла позволит им уничтожить батальон, захватить штабные документы и пленных…

* * *

Зимняя ночь, холодная и безлунная, окутывает Воронью лощину. Мертвая тишина вокруг. Лишь временами далекое эхо доносит сюда приглушенные отголоски артиллерийской стрельбы. Где-то далеко идет бой, а тут, на правом фланге армии, ни шороха, ни звука, разве скрипнет скованное морозом дерево, да резвый ветерок сбросит иногда с лохматых веток кряжистых сосен снежные шапки. Тихо в Вороньей лощине, будто и нет войны, будто спит тут все глубоким безмятежным сном.

Но это не так, и здесь идет война, не спят люди, несут свою суровую боевую службу.

В небольшом окопе, сооруженном из снежного сугроба на выступе каменистой высотки, сидят два разведчика: Веселов и Угольков - передовой дозор отряда старшего лейтенанта Вяльцева. Разведчики настороженно всматриваются в темень, изредка вполголоса обмениваются короткими фразами. Обычно в дозоре говорят шепотом, но сегодня можно и вполголоса: дозор расположен на своей территории и врага поблизости нет. Если он появится, то только вон там, в лощине, что смутно вырисовывается внизу длинной заснеженной полоской. Разведчики, конечно, успеют заметить врага еще издали - для того они и сидят тут уже тринадцатые сутки, их сменяют днем лишь на несколько часов.

Старший в дозоре Григорий Веселов, у него в руках бинокль, который он часто наводит на лощину, прощупывает каждую извилину, каждый бугорок. Веселову уже за тридцать. В Москве у него остались семья и родной завод, где до войны он работал мастером цеха. Человек он спокойный и рассудительный. Его помощнику, Федору Уголькову, всего девятнадцать лет. Только успел окончить школу - началась война. Он из Ярославля и в противоположность Веселову горяч и непоседлив. Однако разница в годах и характерах не мешала крепкой дружбе этих солдат. Она началась с того жаркого июльского дня, когда в неравном бою из всего взвода уцелели лишь они двое. С ручным пулеметом в руках Веселов и Угольков четверо суток пробирались к своим, не раз вступая в смертельную схватку с фашистами, и пробились. С тех пор они не разлучаются, всегда вместе.

- Эх, покурить бы, - вздыхает Угольков.

- Ну что ж, валяй, - бросает Веселов, не отрывая глаз от бинокля.

Федор лишь ухмыляется, он знает - в дозоре курить нельзя, ночью огонек самокрутки виден далеко. Веселов, конечно, шутит, да и сам Угольков ни за что не позволит себе совершить такой проступок - он не новичок на войне - и говорит о курении просто так, потому что долго сидели молча. Он снял меховую варежку, потер рукой застывшие щеки, уселся поудобнее и, всматриваясь в темноту, стал думать о письме, что получил неделю назад от знакомой девушки.

Вдруг Угольков заметил, что Григорий Веселов весь напружинился, застыл с биноклем у глаз.

- Гриш, что там? - шепотом спросил Угольков.

- Погоди-ка, Федя, погоди.