Действительно ли была та гора?

За рекой Ханган слышались громкие звуки разрывающихся снарядов и знакомый нам с прошлого лета грохот пушек, не прекращавшийся ни днем, ни ночью. Такие раскаты войны становились для меня или радостным боевым кличем, вселяющим надежду на изменения в мире, или тревогой, подобной той, что возникает, когда смотришь, как на твоих глазах выкипает в котле масло.

Если сравнить власть отсутствующего конюха Шина и власть Кан Ёнгу, который не только хорошо справлялся с бумажной работой по отправке беженцев на север, но и занимал пост председателя народного комитета района, последняя на самом деле ничего не значила.

Кан тоже знал моего брата как больного туберкулезом и обычно лишь сочувствовал мне. Будучи от природы человеком мягким, он не мог заставить кого-то что-либо сделать. Даже когда нужно было принять решение, касавшееся его судьбы, он был мягок до безответственности. Не имея своего мнения, Кан плыл по течению, прислушиваясь к мнению других. Однако, когда нужно было отговаривать стариков, упорно желавших уехать на север, он был очень убедителен. В конце концов он разрешил ехать на север только одной женщине, остальных четверых уговорил остаться в Сеуле. Разрешение получила здоровая женщина примерно пятидесяти пяти лет, которую и старухой трудно было назвать. Она оказалась женой, а не матерью перешедшего на сторону севера. Не то чтобы Кану не удалось ее переубедить, просто он не стал этим заниматься.

— Говорят, что хозяин того дома — старик, сидевший в тюрьме в Южной Корее. Он не только был за коммунистов, но и слыл очень образованным человеком. Конечно, такой человек и в Северной Корее может работать на хорошем месте, поэтому есть надежда найти его. Но что касается других старух, их сыновья, ничего не понимая, перешли на сторону севера и изъявили желание вступить в ряды добровольческой армии. Как узнать, живы они или нет? Когда я сказал им, что в такую морозную и снежную зиму, пройдя три тысячи ли[24]в поисках сыновей, они могут лишь напрасно потерять свои жизни, они все прислушались к моим словам.

— Вы хорошо поступили, — сказала я, понимая, каких трудов это ему стоило. — Стариков там, кажется, особо не жалуют.

— Мы что, думаешь, едем туда наслаждаться гостеприимством? После того как мир вновь встанет с ног на голову, здесь нам не избежать преследований.

Он легко сказал эти слова, но по глазам было видно, что он огорчен. Помолчав какое-то время, председатель внезапно спросил:

— Кстати, товарищ Пак, а у вас есть удостоверение горожанина?

— Конечно есть.

— И у членов семьи тоже?

— Конечно, у всех есть. Кроме двух маленьких племянников.

— Хорошо вам. Тогда зачем вам ехать на север? Если бы у меня было такое удостоверение, я никуда не поехал бы.

— Не говорите ерунды… Раз вы говорите, что не можете остаться, потому что у вас нет какого-то удостоверения, значит, вы едете?

— Вы можете позволить себе говорить «какого-то удостоверения», потому что не знаете, каково это, когда его у вас нет, — сказал он грустно.

Я растерялась, не зная, что ему ответить. Разве можно забыть, как оскорбительна была процедура получения этой бумаги? Даже женщины испытали отвратительное чувство стыда. Если говорить о брате, то можно только догадываться, что он тогда чувствовал. То, что брат стал таким подобострастным и у него стали появляться симптомы мании преследования, началось именно с получения удостоверения горожанина. С того момента, как нас начали изводить, говоря, что у нас, мол, нет даже покровителя, брат стал падать духом. Я помнила, как он, переехав в район Коянгун, ждал порядочного и доброго отношения со стороны фирмы, в которой работал, но смог лишь с великим трудом достать удостоверение жителя провинции вместо удостоверения горожанина. Если бы он тогда не поехал в Коянгун, то, возможно, не был бы ранен. К сожалению, это был мир, в котором ты никуда не мог уехать, если у тебя не было удостоверения жителя города или провинции, более того, без них ты не мог даже думать об эвакуации. Рассчитывающему любым способом получить удостоверение жителя провинции, а затем эвакуироваться брату в конце концов это удалось, но его тут же подстрелили, оставив парализованным инвалидом. Могло ли ему, как на грех, так не повезти? Даже сейчас бросает в дрожь, когда вспоминаешь о том времени.

Я быстро сменила тему разговора, чтобы уйти от неприятных мыслей.

— Вы говорите, что все члены вашей семьи эвакуировались на юг. Значит, красные выдали им удостоверения горожанина? — спросила я.

— Да… В каком же тяжелом положении была моя жена, что, получив удостоверение, уехала, оставив такого хорошего мужа, как я… — сказал он и глубоко вздохнул.

— Если бы она не смогла получить удостоверение, разве она не осталась бы? Но ведь ясно, что, уехав, она поступила правильно. Поверьте, это лучше, чем если бы она осталась здесь, ожидая вас. Неужели вы ненавидите жену за то, что она эвакуировалась?

— Разве я имею право ненавидеть ее, после того как ей пришлось из-за меня делать все те ужасные вещи?

— Она что, гулящая? — испугалась я.