Действительность

(пациент нервно чешет перебинтованную руку)

– Канун Нового года, тридцать первое декабря. Это был тот день, когда жена сообщила мне о своем намерении подать на развод. Не знаю почему, но я решил, что мне просто необходимо сейчас принять ванну. Я прямо в одежде залез в теплую воду и принялся достаточно подробно фиксировать на своем ноутбуке то, что происходило со мной в тот момент.

И тут жена попросила меня включить плойку для волос, видимо, собиралась сделать себе к празднику красивую прическу. Плойка у нас была довольно старая и ей требовалось много времени для того, чтобы выйти на нужный температурный режим. Посему супруга обычно включала ее и еще какое-то время занималась своими делами.

Так вот, я включил плойку, отложил ноутбук и просто лежал в воде. Кстати, где-то там, в ванной, в этот момент плавал и мой телефон. В общем, я просто лежал и смотрел в потолок, а теплая вода поднималась все выше и выше. Одежда, что была на мне, вскоре промокла и довольно неприятно прилипала к телу. Но мне было плевать.

(пациент делает долгую паузу)

И тут я чувствую, что отделяюсь от этого мира. Вода из крана начинает течь чуть медленнее, а мои конечности в воде теряют чувствительность. Словно бы я лежу не в теплой воде, а замурован в бетон. Я лишился слуха, а заодно и возможности самостоятельно думать. И только одна мысль вертится в голове: «Я хочу, чтобы все закончилось». Это не моя мысль, но отогнать ее от себя нельзя, она слишком навязчива.

И тут мне на глаза попадается плойка, я смотрю на нее и не могу оторваться. Я соображаю, что это начало приступа. Но в тот момент я уже ничего не контролировал, да уже и не особенно-то и хотел…

Я не уверен, мне надо сейчас описывать сам характер приступов?

– Нет, это вовсе не обязательно.

– Я понял. Так вот, чья-то рука тянется к плойке. И я спрашиваю себя: «Это что, моя рука? Да, это определенно она». То есть я видел свою собственную руку, но мне требовалось, как бы уточнять не принадлежит ли она какому-то другому человеку.

И тут я словно бы попытался вступить в полемику с самим собой. Тот я, что сидит сейчас перед вами, попытался пересилить того я, что появился во время приступа…

Я не знаю, как это объяснить так, чтобы было понятно.

– Ты очень хорошо все объясняешь, продолжай, пожалуйста.

– В общем, я сказал сам себе: «Если это произойдет здесь и сейчас, то близкие увидят мой изувеченный труп. Жена и сын увидят меня мертвым, а я этого не хочу».

И моя собственная рука на секунду замирает, а затем резким движением я хватаю плойку. Очень странно, но это движение каким-то непонятным образом успокоило мое внутреннее смятение. Я чувствовал лишь эйфорию. При этом, беря плойку с тумбочки, я почему-то схватился именно за раскалённый конец, и мне было совсем не больно. Я занес прибор над водой. Кстати, только теперь я заметил, что ванна уже давно полна и вода вовсю переливается через борта.

Я разжимаю кулак, а плойка не падает. Она прикипела к мясу.

(пациент смотрит на свою руку)

Я несколько раз встряхиваю руку, чтобы она упала, наконец, в воду, но, к счастью, прибор намертво прилип к руке.

И тут кто-то резко хватает меня за руку. Время возвращает свой бег. Вместе с этим возвращается и слух.

– Что ты делаешь? Не надо! – слышу я крик своей жены.

Она выдергивает вилку из розетки, выключает воду и открывает слив. Супруга держит меня за руку, баюкая ее как младенца. Я чувствую сильный запах, запах горелого мяса, и не сразу понимаю, что он исходит от моей руки.

(пациент закашливается)

Простите.

На пороге ванной стоит сын и громко рыдает. Мальчик очень напуган. Он зовет меня. То по имени, то просто в ужасе кричит: «Папа!» Господи, бедный ребенок.

(пациент долго молчит, отвернувшись к окну)

Давай я расскажу вам о чем-нибудь другом, хорошо?

– Да, на этом остановимся. Расскажи, что было потом?

– Потом я сначала попал в ожоговый центр, а затем и сюда, в психдиспансер.

– И как ты себя сейчас чувствуешь?

– Замечательно. И это не шутка, не сарказм и не преувеличение. Знаешь, когда под действием лекарств я впервые лег спать в десять вечера и проснулся в восемь утра, то это было очень странно.

Я проснулся утром, и перед глазами у меня все плыло, будто бы накануне я крепко выпил. Голова была чугунной, и меня немного подташнивало, но я был невероятно рад. Я что-то чувствовал, какие-то мысли проплывали в моем сознании, и самое важное было в том, что все это впечатывалось в мою память. Словно бы кто-то, наконец, поставил пленку в диктофон и нажал на запись.

Я помню, что напугал…

(пациент внимательно осматривает людей, стоящих за камерой)

Вон того медбрата, да? Верно. Он зашел в палату, для того чтобы дать мне таблетки, и я помню, что сказал ему, что запомню его.

Глупо, конечно. Эта фраза чаще всего звучит в контексте угрозы, но вкладывал в нее абсолютно иной смысл. Я имел в виду то, что к вечеру не забуду о том, что он вообще существует.