Действительность

Виноват ли политик, из-за которого накалилась обстановка на границе? Виноват ли разведчик, который по снимкам с беспилотника ошибочно предположил, что противник занял пригород? Виноват ли командир, что приказал начать обстрел, не дожидаясь подтверждения полученных данных? Виноват ли расчет миномета, что, выполняя поставленную задачу, точно опустил мину во двор этого дома? И, наконец, виноват ли я, что теперь должен был предать огню триста пятьдесят тел безвинно убиенных людей?

Все мы, по отдельности, казалось бы, не были виноваты в том, что произошло. Все мы были в целом неплохими людьми и, в сущности не желали никому зла. У каждого из нас были те, кто любит нас, и те, кого любим мы.

Но вот я вижу, как огонь пожирает тела тех, кто как две капли воды был похож на тех людей, что ждут меня дома. Кто-то убил эту пожилую пару, что готовилась, наконец, выпустить своих птенцов из гнезда. Кто-то убил эту прелестную девушку, что еще только готовилась влюбиться в жизнь. И кто-то убил этого юношу, что был так похож на меня, что носил одежду одного со мной размера и любил ту же музыку, что и я.

Я мечтал быть врачом, помогать людям. Но вместо этого я уже был виновен во всех тех смертях, что случились в этом пригороде накануне ночью. Эта семья – лишь крохотная часть того мира, что разрушился вчера. Я был тем, кто его разрушил. Я убийца.

В горле встал ком, который я никак не мог проглотить.

– Нам надо идти, нельзя вот так просто стоять и смотреть. У нас тут еще уйма работы, – сказал сослуживец, стараясь не смотреть на меня.

– Усек! – ответил я без какого-либо выражения.

На разных берегах

Предисловие

Тихий, спокойный и ничем не примечательный воскресный вечер в середине марта. Всю прошедшую неделю весна уверенно выдавливала зиму с занятых ею позиций. Это было то самое время, когда, выйдя утром из дома и сделав первый вдох, ты сразу чувствуешь, что грядет теплая пора. Однако, как это часто бывает, данное чувство оказалось преждевременным, слишком уж уверенно весна наступала, и мы совершенно зря поверили в то, что она уже пришла насовсем.

И вот, именно сегодня, зима внезапно и коварно нанесла ответный удар. Утром поднялся очень холодный, порывистый ветер. Он как будто пытался остудить наши души, уже было немного оттаявшие под влиянием столь желанной, но недолгой оттепели. А когда стемнело, и вовсе ударил самый настоящий крепкий мороз, что превратил улицы в ледяные дорожки, отражавшие свет фонарей, словно зеркала.

Редкий человек сегодня вечером решался выбираться из дома, да то он лишь быстрым шагом проходил по улице, стремясь поскорее сделать свои дела, да вернуться восвояси. Все как будто отказывались верить, что весна нас обманула и сидели дома, ожидая, когда она вернется.

Однако даже в такой непогожий день находились люди, что никуда не спешили. Возможно, их никто не ждал? Или им некуда было идти? Спрашивать о таком не принято. Ведь чужая тоска заразна, словно вирус, и прикладывать к собственным проблемам чужое горе – излишняя ноша.

Вот и на старой лавке, в сиденье которой не хватало несколько досок, а краска, облупившись, обнажала многочисленные предшествующие слои самых разных оттенков, в полной тишине сидели два человека. Оба они ждали задержавшийся сегодня последний автобус. Конечно, логичней было бы ждать автобус в стоявшем совсем рядом павильоне остановки, ведь там можно спрятаться от пронизывающего ветра. Но там, судя по всему, недавно прошел какой-то праздник не слишком притязательных людей и теперь в радиусе десяти метров стоял смрад.

А лавка стояла так удачно, что подходящий автобус было видно чуть ли не за квартал и оба человека без проблем успели бы пройти на посадку, как только транспорт появится в поле зрения. По обе стороны лавки стояли фонари, один из них не горел, а второй то и дело помаргивал, угрожающе при этом гудя. Урна, стоявшая рядом с лавкой, была переполнена и из нее, трепеща на ветру, торчали самые разнообразные цветастые обертки, а рядом с урной в ряд стояли несколько пустых пивных бутылок.

Мужчина, сидевший ближе к урне, от нечего делать разглядывал этикетки этих бутылок. Он нетерпеливо елозил на месте, то и дело менял позу и периодически потирал руки, чтобы хоть как-то согреться. На вид ему было около тридцати. Он был одет так, словно просто приходил в бутик, показывал продавцам обложку модного журнала и скупал все те вещи, что были представлены на модели. У него было гладковыбритое загорелое лицо, по которому можно судить, что он либо недавно был в теплых краях, либо пользовался услугами солярия. А модная стрижка лишь дополняла образ этого, безусловно, обеспеченного человека. Что же делает этот человек на автобусной остановке затерянной посреди серых «хрущевок» в столь поздний час? На этот вопрос я позволю себе ответить несколько позже.

Неожиданно человек, сидящий рядом с нашим холеным модником, тяжело закашлялся. Молодой человек крайне брезгливым взглядом окинул своего соседа и, следка отодвинувшись, с выражением полного презрения на лице вернулся к созерцанию пивных бутылок.