Действо

И тогда он сделал то, чему научился за годы беспросветной своей бездомной жизни – упал ничком и накрыл Чука своим телом. Когда ты вот так лежишь, сохраняя в объятиях ценную и нужную тебе вещь, то тебя можно пинать ногами, бить, чем хочешь – эффекта не будет, ты почти защищен, как большая мягкая черепаха, особенно если на тебе надет толстый бушлат телогрейка, да ворох тряпья под ним.

К сожалению или к счастью знают об этом только те, кого часто лупят ногами.

Бульдозер этого не знал – его в жизни никто не рискнул пнуть, поэтому действия Валеры стали для него совершенной неожиданностью. Тело его еще продолжало поступательное движение вперед, маленький тупой мозг пытался анализировать поменявшуюся ситуацию и не находил адекватного решения. Когда Бульдозер понял, что не успеет за оставшееся время сменить вектор движения, было уже поздно.

Законы физики сыграли против него, и огромный черный пес на полном ходу запнувшись от скорчившегося человека, перелетел через него, и, получив мгновенный крен в сорок пять градусов, вошел в сваливание.

Мелькнули в воздухе скрюченные лапы с тупыми когтями, плоская морда с лезущими из орбит глазами, веер слюней блеснул на слабом зимнем свету, а потом Бульдозер с глухим ударом вернулся на грешную землю.

На миг воцарилась тишина, Валера чувствовал, как трепещет крохотное сердечко Чука, замершего у него в ладонях.

– Ты что творишь, гад?! – страдальчески крикнул кто-то, – что с животным сделал?

Валера искоса глянул вправо, потом влево. Справа к нему бежал Лапкин – на лице боль и злость, слева со льда медленно поднимался Бульдозер – на морде выражение, словно попал под давший ему имя образец строительной техники.

– Сволочь поганая!! – надрывался Лапкин, – Вонючий бомж! Развели вас, шагу нельзя ступить, чтоб не запнуться!! Собак жрут, сволочи!!!

Валера молчал. Он уже знал, что все позади. Чук был спасен – вот он замер в ладонях.

Даже, наверное, и не знает чего избежал.

Причитая, Лапкин миновал Валерия и помог подняться Бульдозеру. Создавалось впечатление, что если бы тот не смог, Лапкин бы понес его на себе. Но Бульдозер встал – гонор в нем пересек нулевую отметку, хвост вяло дернулся в стылом воздухе и ретировался вниз, так безопасней.

Лапкин все орал, остановился подле Валеры и даже занес ногу, чтобы ударить, но совсем рядом была улица и пешеходы уже смотрели заинтересованно, так что бить не стал.

Убрался сам и потащил прочь своего ошалевшего пса. Когда Лапкин отошел на приличное расстояние Валера поднял голову и улыбнулся – он выиграл очередную битву, защитил Чука, а значит, живет уже не зря.

Но прогулки пришлось прекратить.

В конце недели снова заявился Слюнявчик. Долго и нудно стучал в закрытую дверь, а, на вопрос Валерия что ему надо, разразился длинной и слюняво-угрожающей речью.

– Ты нас не уважаешь что ль? – вопрошал он, – Возгордился блин совсем?! Мы быдло, да?

Такое что и разговаривать с нами нельзя? Так ты хочешь сказать?!

– Уходи! – сказал Валерий, – иди прочь!

– Кого ты там прячешь?! Думаешь, если дверь закрыл, я не увижу, да?

В конце концов, он ушел, буркнув напоследок, что так лучших друзей обижать нельзя, и в следующий раз он придет с Волчком – популярно объяснить Валере, что так не поступают.

Валере было плевать. Волчка он не боялся. Он за себя вообще не боялся – отучила его жизнь думать о завтрашнем дне. Он боялся лишь за Чука.

– Ничего, – сказал он, слушая, как Слюнявчик, гулко топая, взбирается вверх по лестнице, чтобы выбраться на крышу, – Ничего Чук, не пристало нам их бояться.

Он протянул руку к клетке и Чук привычно прыгнул сначала на кисть, а потом ловко перебирая коготками на плечо. Там и замер.

Эх, ничего в тот момент не показалось Валере угрожающим. Не предупредил его внутренний голос, не звякнул внутри тонкий серебряный звоночек – обрати, мол, внимание – плохо это может кончиться.

Ничего этого не было. Жил Валера себе дальше – общался с Чуком, крутился, вертелся, а в последнее время вдруг заметил, что зачастую выходит на улицу просто так – погулять.

И вроде все та же серая зима, да снег сверху, а как-то иначе стал воспринимать окружающее. Может, потому что год кончался – и новогодье давало уже давало о себе знать цветными гирляндами в витринах дорогих магазинов? Может, люди стали чуть напряженнее, может быть веселее, а может просто более нервными? И все чаще слышны на улице чьи то резкие голоса – счастливые или злобные, но не нейтральные. Город слегка ожил, встряхнулся под снегом и многокилометровыми лентами цветных огней, вздохнул, и приготовился к новой своей фазе существования.

Было ли так всегда, или только в последний год? Валера не знал, но склонялся к тому, что было.

Было, просто он уже не видел и не слышал этого.

В конце декабря Валерий пришел домой и объявил Чуку, что собирается устроиться на работу.

– Хватит тунеядствовать, – сказал он восхищенно замершей морской свинке, – будет работа, будут деньги. Будут деньги, будет все остальное. Квартиру снимем настоящую, а Чук? С ванной! Меня теперь возьмут – они непьющих любят.