- Мы вот и стараемся, чтоб не зависела!
Папа очень старается. Это я знаю…
- Скажи, пожалуйста… ты мог это предвидеть?
- Врач должен предвидеть все, - сердито ответил он.
И все-таки я снова задал вопрос:
- А сделать так, чтобы этого не случилось… ты мог?
- Был обязан!
Я понял вдруг, что папа злится не на меня, а на себя самого. Этого я не мог допустить!
- Ты был обязан? Или ты мог? Скажи мне, пожалуйста…
- Ты никогда не станешь врачом, - сказал папа.
- Почему?
- Потому что все время думаешь обо мне. То есть о себе! Вместо того, чтобы… Да ладно! - папа махнул рукой.
- Должен же о тебе кто-то думать, раз ты сам о себе никогда не подумаешь, - повторил я фразу, которую не раз слышал от мамы.
Мы вошли во двор. И тут выяснилось, что папа не знает номера квартиры. Он помнил только про кинотеатр, а про номер забыл.
Полный седой мужчина поливал кусты и траву. По тому, как он держал в руках шланг, я сразу понял, что он не дворник, а поливает двор по собственному желанию. Мужчина заметил, что мы оглядываемся по сторонам.
- Вам кого?
- Где тут квартира Егорова? - спросил папа.
- А-а, сына ведете на исправление? - почему-то обрадовался мужчина. - У нас в доме, как только парень споткнется, так его к Ивану Павловичу ведут. Имеет он к ним подход! А теперь, значит, из других домов потянулись?.. Он в первом подъезде живет. На втором этаже… Квартиру не помню! Но сейчас он в больнице. - Мужчина вздохнул. Вода из шланга лилась на один и тот же куст. - Без него вон ребята стол поломали… Стойку делали. Акробаты! Мы до его возвращения чинить не будем. Пусть они ему в глаза поглядят! При нем бы не поломали. Ни за что! Уважа-ают… О цветах и кустах они, будь здоров, как заботятся. А почему? Иван Павлович посадил. И яблоня эта - его… Он в первом подъезде живет… А в какой квартире-то? - обратился он к женщине, которая тащила мимо нас сумки.
- Вы про кого?
- Про Егорова.
Женщина сразу опустила сумки на землю. Грустно так опустила, тяжело.
- Он в том подъезде живет! Седьмая квартира. Скорей бы уж возвращался! У меня сын к математике неспособный. Так он Ивана Павловича полюбил, а потом уж (из-за него!) - математику. Четверки стал приносить. Я отсюда никуда не уеду. Пока сын не вырастет! Давайте я вас провожу.
Мать его дома, наверно…
Мне было страшно, что папа скажет: «Ивана Павловича уже нет…» Но папа, молчал. Наверно, он хотел хоть немного продлить жизнь Егорова для этих людей.
Мы пошли за соседкой. Я тащил одну ее сумку, а папа другую. Она все рассказывала:
- Тут из школы приятели приходили к сыну. Очень без Ивана Павловича соскучились. Я ведь тоже в школе училась. Помню… Когда у нас урок отменяли, мы от радости не знали куда деваться! А эти тоскуют. В больницу к нему собирались идти. Я здесь, на первом этаже… А вы поднимайтесь выше. Он там живет!
Не глядя, она ткнула пальцем в кнопку звонка. Дверь ей открыла соседка - ужасно какая-то недовольная и озабоченная.
- Что же вы ключи с собой не берете? От дел отрываете…
- Вот тут люди квартиру Ивана Павловича ищут, - зачем-то сообщила женщина с сумками.
Соседка заулыбалась, словно ей было стыдно перед людьми, которые ищут его квартиру.
- Иван Павлович над нами живет. Прямо над нами!
Мы стали подниматься… Медленно, будто считали ступени или были после какой-нибудь тяжелой болезни.
«Живет… Живет… Живет!.. - стучало у меня в ушах. - Живет…»
7. «Взрослый» вечер
Мне кажется, человека можно считать взрослым тогда, когда его вместо утренников начинают приглашать на вечера.
Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу. То есть к себе на работу… Я согласился - и сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.
Прощаясь и внимательно оглядывая нас напоследок, мама и бабушка очень просили меня не говорить в больнице никаких глупостей и все время помнить о том, что я уже в шестом классе. Но если бы даже я и хотел об этом забыть, мне бы в тот вечер это не удалось, потому что каждый из папиных сослуживцев обязательно говорил:
- Ну, а в каком же мы классе?
- В шестом, - отвечал я.
- Не может быть! - Потом каждый обязательно обращался к папе и восклицал: - У вас уже такой большой сын?! Трудно поверить… Хотя очень на вас похож. Очень!
Маме тоже всегда говорили, что я на нее очень похож.
Поэтому я никак не мог составить о своей внешности какого-либо определенного мнения.
Мама была красивая, а о папе бабушка как-то сказала:
- Красавцем его, конечно, трудно назвать…
- И не называй, если тебе трудно! - ответил я. - Пожалуйста… Но его все равно любят!
- Я с этим не спорю, - сказала бабушка. - Что ты разволновался? Внешность для мужчин вообще не имеет большого значения.
«Действительно, не имеет», - думал я, видя, как все женщины, которые были в зале, по очереди подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я очень на него похож.