Пока они пожимали друг другу руки, Гурни осмотрел домик. С того места, где он стоял, видна была только большая комната, обставленная частично как кабинет, а частично как гостиная; в центре стояла старинная чугунная буржуйка. Мебель была слегка обшарпанная.
— Садитесь, пожалуйста. Второй детектив как-то невнятно мне объяснил. В чем же все-таки дело?
Блумберг не сдвинулся с места, и Гурни тоже не стал садиться.
— Молодой человек по имени Стивен Пардоза умер недавно при подозрительных обстоятельствах. Может быть, вы что-нибудь про это видели по телевизору?
— Где вы видите телевизор?
Гурни огляделся по сторонам.
— У вас нет телевизора?
— Для человека, у которого есть хотя бы половина мозга, ничего стоящего по телевизору не показывают. Шум да всякие глупости.
— То есть вы впервые услышали о смерти Стивена Пардозы от детектива Хардвика?
— Он называл это имя. Но я до сих пор не очень понимаю, что произошло.
— Он сказал вам, что тринадцать лет назад Стивен Пардоза был в вашем лагере?
— Да, что-то такое он говорил.
— И вы не помните ни имени, ни человека?
— Я тридцать восемь лет руководил лагерем, каждое лето сюда приезжали сто двадцать мальчиков. Последняя смена была двенадцать лет назад. Вы правда считаете, что я должен помнить каждого из них? Вы знаете, сколько мне лет, детектив?
— Нет, сэр, не знаю.
— В следующем месяце мне исполнится восемьдесят два года. Я с трудом вспоминаю собственное имя и какой сегодня день. Или зачем я пришел на кухню.
Гурни сочувственно улыбнулся.
— Вы сказали, что двенадцать лет назад был последний год работы лагеря?
— Да, это я точно знаю.
— А Стивен Пардоза был здесь тринадцать лет назад. Получается, за год до закрытия?
— Довольно простая арифметика.
— Лагерь, по-видимому, много лет пользовался большим успехом?
— Это верно.
— А почему же вы решили его закрыть?
Блумберг вздохнул и покачал головой.
— Мы лишились почти всех наших клиентов.
— Почему?
— Произошла трагедия. Ужасное происшествие. А потом все пошло по нарастающей. Рассказы, слухи, полное безумие. Как говорят — хуже некуда. Вот так оно и случилось. Один год мы были на вес золота. А на следующий год оказались в полном дерьме.
— Что произошло?
Блумберг горько усмехнулся.
— Ответьте на этот вопрос и получите приз.
— Я не очень вас понимаю.
— Никто не знает, что произошло.
— Вы сказали, что хуже не бывает. Что вы имели в виду?
— Наперекосяк пошло все, что могло пойти наперекосяк.
— Расскажите мне. Это может оказаться весомой информацией.
— Может оказаться? Это было достаточно весомо, чтобы уничтожить лагерь «Брайтуотер» — лагерь, который, к вашему сведению, работал пятьдесят лет до того, как я стал его руководителем еще на тридцать восемь лет. Старинная организация. Традиции. Все развалилось.
Гурни молчал. Он ждал, зная, что Блумберг все ему расскажет.
— Конечно, не все всегда было стабильно — были и благополучные времена, и периоды похуже. Я сейчас не о бизнесе говорю, не о финансовых делах. С этим всегда все было в порядке. Я про коллектив — всякие ребята приезжали. Эмоциональное взаимодействие. Общий настрой. Как говорится, одна паршивая овца все стадо испортит. Были годы, когда здесь чувствовались чистота и свет — лучшие годы. Но в тот год, тринадцать лет тому назад, все с самого начала не задалось. Воздух был пропитан чем-то дурным, злобным. Чувствовался страх. Вожатые увольнялись. Некоторые ребята написали родителям, чтобы их забрали. Теперь есть такое выражение: «токсичная обстановка». Вот так и было. И все это еще до самого происшествия.
Блумберг снова покачал головой и, казалось, провалился в воспоминания.
— Вы сказали, происшествие? — подсказал Гурни.
— Один из ребят пропал.
— Пропал… навсегда?
— Он был на ужине. А на завтрак уже не пришел. И больше его никогда не видели.
— Полиция принимала участие в поисках?
— Разумеется. Какое-то время его искали. А потом решили, что он просто сбежал, и потеряли всякий интерес. Они прочесывали лес, расклеивали объявления о его пропаже, проверяли автобусные остановки, даже поместили его фотографию в местные газеты. Но, увы, все это ни к чему не привело.
— С чего все взяли, что он сбежал?
— Возможно, он истосковался по дому, ненавидел лагерь. Возможно, над ним здесь подтрунивали. Вы должны кое-что понимать. Это было тринадцать лет назад — до того как поднялась вся эта шумиха насчет травли. Не поймите меня неправильно. Мы, конечно, этого не приветствовали. Но дело в том, что в те годы травля была неотъемлемой частью взросления. Реалией жизни.
Реалией жизни, подумал Гурни. А временами и смерти.
— И что, когда полиция остановилась на версии о побеге, на этом все и закончилось?
Блумберг снова горько рассмеялся.
— Если бы! Конца этому было не видать. Лагерь мог пережить исчезновение или побег. Но, увы, лагерь не смог пережить весь это бред собачий.
— Это вы о чем?
— Пошли слухи. Домыслы.
— Какого рода слухи?