Другая знаменитость, начавшая свою карьеру в этом году, явилась из Дублина. Это был молодой студент, сын священника доктора Шеридана, известного своей дружбой со Свифтом. Гаррик познакомился с ним еще в Ирландии и, услышав теперь о его успехах, предлагал в любезном письме устроить ему ангажемент в Друри-Лейне. Но молодому человеку уже успели вскружить голову. Он всегда отличался резкостью и откровенностью, а потому и теперь отвечал Гаррику, что играть в одном театре им неудобно, так как придется, конечно, ссориться из-за ролей. Взамен этого «скромный» дебютант предлагал знаменитому артисту поделить с ним Англию и играть попеременно в Дублине и Лондоне. По приезде в столицу он появился в Ковент-Гардене.
Вскоре после этого вернулся Мэклин, примирившийся наконец с антрепренером Друрилейнского театра. При первом своем выходе он должен был произнести довольно унизительный для него пролог. И Томас Шеридан (этот артист был отцом знаменитого писателя и государственного деятеля) перебрался в Друри-Лейн, где играл с Гарриком в очередь большинство его лучших ролей. Сначала знаменитый артист относился к нему очень благосклонно, но затем составилась партия ценителей, ставившая Шеридана выше Дейвида, и это обстоятельство, конечно, посеяло между ними распрю, которая с некоторыми интервалами продолжалась до конца их дней.
В последний год своей антрепризы Флитвуду пришлось сильно пострадать от распри с публикой. Из-за больших расходов при постановке новой великолепной пантомимы директор решил несколько увеличить входную плату. Но публика отнеслась к этому весьма несочувственно. На первом представлении произошел страшный скандал, но хозяин театра отказался выйти для объяснения с публикой. На другой день он принял ее депутатов, и решено было следующее: лица, не желавшие оставаться на представлении новой пантомимы или пьесы, получали надбавлен сумму обратно. Однако это не удовлетворило толпу: прежде она видела и новые пьесы за нормальную цену. На следующий вечер шла комедия Ванбро «Жена, выведенная из терпения», в которой Гаррик играл одну из лучших своих ролей: пьяного и отвратительного развратника, сэра Джона Брута. Но ему даже не пришлось начать пьесы… Как только публику впустили в театр, она опрокинула все вверх дном: скамейки были поломаны, бра сорваны и брошены на сцену; толпа ринулась уже за кулисы, чтобы зажечь декорации и предать театр окончательному разрушению, но здесь ее встретила когорта констеблей, театральных плотников и прислуги. Произошла битва, после которой полем сражения овладели представители порядка, а главные зачинщики были арестованы. Антрепренеру оставалось только благодарить Бога, что он дешево отделался, исправлять повреждения и почтительнейше просить у публики в газетах извинения за свою дерзость.