Дейзи Джонс & The Six

Сколько себя помню, я любила спать в постели одна. А Грэм был из тех, что любят просыпаться с кем-то рядом. Если бы все сложилось так, как он хотел, то я бы, конечно, приспособилась делать то, что делают все. То, что все прочие выбирают для себя. Но это было бы не то, чего бы мне хотелось.

Возможно, будь я сейчас помоложе, замужество привлекло бы меня намного больше. В наши дни я вижу очень много браков, действительно основанных на равноправии, где никто никого не обслуживает. Но мне, например, такой формы брака никто не предложил. Да и вообще в те годы большинство из нас и понятия о таком варианте не имели. Все, чего мне в жизни хотелось, никак не вязалось с присутствием рядом мужа. Поначалу я хотела стать рок-звездой. А потом захотелось жить одной. В домике посреди гор. Что я, собственно, себе и обеспечила.

Впрочем, если кто-то доживает до моих нынешних лет и не может оглянуться на свое прошлое и усомниться в некоторых своих давних решениях… значит, у кого-то просто нет воображения.

Билли: Я свернул все это дело, подписал с Runner Records договор и с 81-го писал песни для поп-исполнителей. Чудесная жизнь! Тихая и стабильная – хотя я и провел восьмидесятые и девяностые годы в ужасно шумном доме с тремя вечно галдящими девицами и одной замечательной женщиной.

Кто-то однажды высказался, будто я пожертвовал своей карьерой ради семьи. И, в принципе, именно так я и поступил – хотя звучит это куда возвышеннее и благороднее, нежели все происходило на самом деле. Я был всего лишь человеком, достигшим своего предела. Так что сомневаюсь, что там на самом деле присутствовало какое-то благородство. Скорее я понимал, что если хочу одолеть ту планку, что мне поставила Камилла, то должен расстаться с группой.

Ты понимаешь, почему я так сильно любил твою маму?

Она была невероятнейшей женщиной. Она была самым что ни на есть величайшим событием в моей жизни. Предложи мне любые платиновые альбомы, лучшую текилу, любые увеселения, всевозможные успехи и мировую славу – я все это отдам за одни лишь светлые воспоминания о ней. Она была совершенно изумительной, непостижимой женщиной. И я ее, конечно, не заслуживал.

И сильно сомневаюсь, что наш мир вообще ее заслужил. То есть, не пойми меня неправильно, – она была нормальным живым человеком. Она была весьма напористой и прямолинейной, и где-то в середине девяностых у нее развился совершенно ужасный музыкальный вкус, о котором мне как музыканту очень тяжко вспоминать. А еще она изобрела самый жуткий в мире соус чили, и поскольку сама считала его потрясающим, то готовила его без конца. [Смеется. ] Впрочем, я не рассказываю ничего такого, чего бы ты сама не знала. Еще у нее имелись серьезные недостатки характера. Она была немыслимо упрямой – до такой степени, что несколько лет не разговаривала с твоей бабушкой. Хотя это ее упрямство, конечно, окупилось нам во сто крат. Она была очень упертой в отношении меня. И только благодаря этому я стал тем человеком, каков я есть.

Когда у нее диагностировали волчанку, мы все словно зависли во времени. И я бы никому на свете не пожелал такой болезни. Но я воспринял это как возможность возвратить твоей маме свой долг. Я мог принимать на себя ее домашние заботы, когда она слишком уставала, когда у нее слишком ныло тело. Я мог сидеть дома и заниматься вашим, девчонки, воспитанием, чтобы на нее не валилось сразу все одновременно. Я мог быть ее другом и напарником, и все эти невзгоды пройти с ней бок о бок.

Мы купили с ней дом в Северной Каролине… Думаю, лет двадцать назад, когда и ты, и твои сестры уехали учиться в колледж. Мы прочесали с ней все побережье в поисках именно такого дома, какой она когда-то видела в мечтах. Именно такого, как хотели, мы не нашли – а потому мы его построили. Никакой пасеки при нем, конечно, не было. И вообще он оказался не совсем таким, о каком пелось в песне. Просто двухэтажное строение в стиле ранчо на участке в несколько акров земли, у самого залива, в котором она любила ловить крабов. Но это все равно получился дом, о котором Камилла всегда мечтала. И я очень счастлив, что оказался мужчиной, сумевшим для нее это сделать.

Я знаю, не мне рассказывать, как тяжело было ее потерять. Мы до сих пор не можем от этого оправиться до конца.

Признаюсь, мне очень и очень одиноко теперь, когда вы с сестрами разъехались по всей стране, а вашей мамы не стало. Вот уже пять лет, как ее нет. Она не должна была уйти так рано. Забрать такую женщину всего в шестьдесят три года – это слишком жестоко даже для мстительного и злопамятного Господа Бога. Но раз уж ей выпала такая карта – значит, она выпала и всем нам. А потому я играю при том раскладе, что есть.

Знаешь, пока ты подрастала, я мало что рассказывал тебе. Не хотелось утягивать тебя в трясину своих проблем и непростых воспоминаний. Твоя жизнь не должна заключаться во мне, детка. Это моя жизнь заключается в тебе.

Но я все же скажу, что очень благодарен тебе за то, что задала мне все эти вопросы и подарила мне возможность что-то сделать.