– Угу, – пролистывает Евгений Егорович новый документ нашего пленника. – И это всё обязательно?
Ну опять он за старое, что за сомнения и моральное метание на самом финише?
– Опять сомнения? Нет, ну самом финише… Я уже объяснял, что этому человеку суждено совершить большое зло, и оставлять его таким просто опасно. Для общества опасно. Наши спецслужбы его не вычислят и он останется в тени могущественного человека, который сам будет стремиться к мировому господству.
– То есть, – нахмурился психотерапевт. – Мы его наказываем за то, что он не совершил?
– Но совершит!
– Вопрос: считается ли преступление преступлением, если его не было?
– Ещё не было, но будет.
– Невинный преступник, – язвительно улыбнулся психотерапевт. – Топор, палач которого ещё не родился. Ты понимаешь, что это абсурд?
– На этот счёт у меня нет особого мнения. Я знаю точно только одно – он опасен и его нужно остановить.
– Тогда почему именно ты? Почему не сдать его нашим…
– Потому что не за что. Пока он «накуралесил» только у себя на родине, а когда начнёт действовать здесь, будет слишком поздно и остановить его не получится. Я проверял, он скользкий гад, и его так просто не схватить. А почему именно я? Да потому что некому больше, только я знаю, на что Карл Фрейксон способен, и никто кроме нас не сможет его нейтрализовать.
– Никто кроме нас… Так думают фанатики или великие глупцы. Ни то, ни другое ничем хорошим не заканчивается.
– Есть тонкая грань между "Никто, кроме меня" и "Я думаю, что никто, кроме меня". В первом случае, главным двигателем является любовь. Большая и чистая. Не важно, к кому или чему – женщина, дети, фамильный род или родина. Не важно. Главное, это стремление жертвовать собой ради других, без ожидания похвалы, без меркантильных расчётов, и не рассчитывая на сопутствующую выгоду. Вот в этом случае своя жертва принесёт благо. Во втором случае, человеком правит глубокий эгоизм, и он не несёт в себе ничего хорошего. Чувство исключительности или уверенность в своей уникальной силе, если оно ничем больше не прикреплено, это саморазрушение. Такой стимул может ослепить, и уже сам не заметишь, как ради своей жертвы идёшь по головам, не считаясь ни с чем и ни с кем. Вот это прямой путь к катастрофе.
– Ого, – удивился Евгений моему развёрнутому ответу. – Благими намерениями дорога в ад?
– Можно и так.
– А этот-то "курносый" при чём здесь? Ты же его без вины, просто потому, что можешь.
– Да, но в этом случае действительно никто, кроме меня. Если бы я ему мстил за прошлые обиды, то да – личная вендетта и сведения счётов. Унижение за унижения. Гордыня, короче говоря. Но я-то собираюсь предотвратить то, что он совершит в будущем, пресечь всё плохое, что этот человек может сделать. За это мне никто медаль не вручит и премию не даст. Да и меня он сейчас не тронет, поэтому вопрос о самозащите не стоит. Тут моих личных мотивов просто нет.
– А если ты ошибаешься.
– Я разучился это делать…
– Ой ли, парень, пафоса поубавь! Ладно, давай начинать. Отойди и не шуми, он не должен слышать никого, кроме меня.
Спустя полтора часа из синий двери заброшенной котельни вышел Карл Фрейксон, который больше никогда не услышит в свой адрес настоящее имя и настоящую фамилию. Пройдя до тонированной «девятки», он без посторонней помощи закинул сумку в багажник, и пройдя к нужной двери, сел на переднее пассажирское место. Сделал он это так буднично, такими привычными движениями, будто это был обыкновенный четверг, а он сел в обычное такси после утомительного рабочего дня. Будто никто и не вторгался в его подсознание, чтобы запереть его настающую личность в глубине воспоминаний. Навсегда.
– Враг внутренний повержен, – бубню себе под нос, провожая взглядом удаляющуюся машину.
– Враг внутренний? – удивился Евгений, выйдя вместе со мной на улицу.
– Да, – киваю ему, выдыхая белое облачко пара. – Так сказал один человек, которого я встретил в Нью-Йорке через семьдесят лет: «за свою жизнь человек должен победить три врага: врага внешнего, врага внутреннего и чужого врага-бога». Господин Фрейксон своим гипнозом родил во мне внутреннего врага. Кстати, он будет помнить эту поездку?
– Нет, завтра он проснётся, и будет думать, что вчера был на работе, с которой его уволили. А куда они его повезли?
– На новую квартиру, где его не будут искать «старые знакомые». Я там установил наблюдение, что бы контролировать его в ближайшие полгода. Помогу господину Фрейксону не умереть с голоду и встать на ноги. Думаю, устроить его в какую-нибудь частную клинику, будет твоим коллегой. Ему нужны будут какие-нибудь вещи, которые будут подпитывать новые воспоминания?
– Не обязательно. Я ему дал общую картину – когнитивный вектор – а его подсознание само будет подстраивать окружение под новые установки. Такова наша природа: нам достаточно почвы под ногами, а сознание само дорисует детали и всю конкретику, чтобы довершить картину мира, и быть в полной определённости.
– Ну что же, это меня вполне устраивает. Пойдём, попьём чаю и поговорим по поводу оплаты.