Deja Vecu [Уже пережитое]

– Ну, в смысле, – глотнув вина после безмолвного тоста, продолжаю я. – В смысле, еду не туда.

– А-а, ну и?

– Ну и поворачиваюсь я на сто восемьдесят, а там…

Расправиться с мастером гипноза – дело точного планирования.

Уничтожить заклятого врага – сила и ловкость.

Познакомиться заново со своей женой и заново влюбить её в себя… А как это вообще возможно?

Так или иначе, Анька – это единственный человек, без которого я бы сошёл с ума от одиночества в несчётном количестве ШМЯКов, поэтому её возвращение в мою жизнь был «шестым шагом». Самым сложным в исполнении. Проследить за тем же Фрейксоном было куда как проще, поскольку заграничный гость спускался в метро с Белорусского вокзала, и до определённого момента не был окружён суетой пассажиров подземки. Фокус в том и заключался, что я перехватил Карла до того, как он сел в поезд. Откуда и куда ехала Аня мне было известно, но где точно она стояла в вагоне, я не помнил, ведь это событие произошло до того, как я приобрел фотографическую память, а после я ни разу не возвращался в этот день. Протискиваться сквозь толпу, чтобы нарочно столкнуться и заговорить со своей будущей женой было бы глупо – такое поведение только оттолкнёт юную девушку. Осталось надеяться на игру капризного и непредсказуемого подсознания, которое подтолкнёт меня на правильный путь.

На этот раз моим помощником выступит сам Иога́нн Во́льфганг фон Гёте со своим «Фаустом», как главный атрибут в реконструкции событий судьбоносного вечера. Достав тот самый экземпляр немецкой психоделической трагедии, я нашёл в книги эпизод, который много лет назад ввёл меня в глубокий читательский транс и заставил повернуть не туда. Определённые строки бессмертного произведения в нужном месте и в нужное время должны будут понести меня по волне моей памяти навстречу к Аньке. Таков был план. Наполеон бы ехидно фыркнул на меня за такую бесформенную чепуху, но на то оно и безумство храбрых, чтобы отвага попирала голос разума.

Мне девятнадцать.

День икс.

Семь вечера.

На переходе с одной станции на другую неспешно просачиваюсь сквозь толпу и прямо на ходу открываю "Фауста", проваливаясь всем естеством в стихотворную форму мировой классики.

Кто я? Его жена, царица прежняя,

      Иль к жертвоприношенью предназначена

      За мужнины страданья и за бедствия,

      Из-за меня изведанные греками?

      Свободна я или в плену, – не ведаю.

      Двусмысленность судьбы и славы двойственность

      Мне дали боги в роковые спутники,

      И грозное присутствие неясности

      Со мною даже у порога этого.

      Муж слова мне на корабле не вымолвил,

      Почти со мною не встречаясь взглядами,

      Как будто мне задумывал недоброе.

Кто-то больно толкает меня локтём в бок, пытаясь побыстрее обогнуть читающего в потоке наглеца. Плевать на этого хама, продолжаю двигаться дальше и вдавливаю в себя читательским катком строчки «Фауста».

Когда ж у рукавов Эврота к берегу

      Носы передних кораблей приблизились,

      Он, словно по внушенью бога, вымолвил:

      "Здесь по положенному выйдут воины,

      И я на взморье смотр рядам их сделаю.

      Ты ж подымайся по речному берегу,

      Коней гоня лугами травянистыми

      Священного Эврота, до излучины,

      Где прежде простиралась местность сельская

      И выстроен Лакедемон впоследствии,

      Со всех сторон горами грозно стиснутый.

С напором, по силе не уступая высокогорной лавине, толпа выносит меня к нужной платформе, и вместе мы останавливаемся. Не поднимаю головы и в нечеловеческой давке замираю в ожидании поезда. Давай, случайный рок, настал твой черёд! Впервые за множество десятилетий я слепо повинуюсь тебе.

В жилище царском с башнями высокими

      Обследуй, что за это время сделали

      Служанки под надзором старой ключницы.

      Старуха пусть тебе покажет множество

      Сокровищ, нам твоим отцом завещанных,

      Которые и я безостановочно

      Копил в года военные и мирные.