Декабрь-91 год. Моя позиция

«Если бы я был рядовым политиком или просто юристом-государствоведом, то мог бы дать критический анализ тех методов и способов, к которым прибегли сейчас в решении проблемы Союза. Но в моем положении я должен поступить по-другому», – вспоминает М.С. Горбачев13. Но как именно? Юрист по образованию, но не «просто юрист-государствовед», а политик по профессии, он и анализирует ситуацию как политик, хотя и должен бы искать юридическое решение проблемы. Но последнее в период кризисов и революций невозможно. Право регулирует устоявшиеся отношения. Там, где отношения турбулизованы (а ожесточенная борьба за власть – это и есть политика, ее существо), право перестает срабатывать. И здесь хорошо видна разница между пониманием необходимых в такой ситуации шагов юристом (принять новый закон) и политиком (искать новые ходы: «политики должны иметь дело с реальностями, считаться с ними»14). В отличие от юриста политик сразу видит, насколько перестает соответствовать возникающая политическая ситуация установленным юридическим правилам. («Всякий политик может считаться политиком, если он видит реальности и воспринимает их»15.) Задача политика не только чувствовать происходящие изменения, но и предугадывать процессы, которые будут доминировать завтра в государстве, и отсюда делать выводы, от чего в существующей политической организации можно отказаться, а где возникают зародыши будущих устойчивых отношений, которыми впоследствии и должен заниматься юрист.

М.С. Горбачев, вроде бы сожалея, признавался, что политик в нем иногда начинал перевешивать: «Я – довольно увлекающаяся натура, и в политике тоже»16. Можно все же предположить, что политик, возможно, перевешивал недостаточно. Не исключено, что именно фундаментальная юридическая подготовка сбивала М.С. Горбачева с нужного темпа принятия политических решений в период быстрых политических изменений. Подтверждением тому его стремление к тому, чтобы каждый политический словесный выверт участников ново-огаревских переговоров попытаться юридически непротиворечивым образом встроить в конструкцию проекта Договора. Отказался от этих попыток он только в ноябре 1991 г.

Нам кажется в гордыне нашей, что мы сами ставим перед Историей задачу (пишем и принимаем план), а она ее решает с нашей помощью и посредством нашего плана. Но все гораздо сложнее. История турбулентна. Она сама избирает курс, и в ее вихрях возникает полифуркация17, в которой зарождаются ее возможные будущие пути, но осуществляется лишь один из них. Насколько Герой может направлять движение Истории, и в какой мере История несет вперед Героя (одновременно делая его Героем)? Ответ на этот важный вопрос помогает понять миссию Героя.

М.С. Горбачев, а именно он наш Герой, старался как мог. Но далеко не все получалось. Он не мог точно и быстро определить текущее состояние масс (массовых акторов) и в целом страны. Пока занимался этой задачей, возникало запаздывание, которое он пытался компенсировать ускорением… Многим это представлялось странным набором частных целей. Но Полоний говорил: «В этом безумии есть метод» (“Though this be madness, yet there is method in't”. Hamlet. Act 2. Scene 2. – Перевод Ю.Б.).

Была ли у Горбачева продуманная программа реформ, как у Лютера, вывесившего свои 95 тезисов на дверях церкви в Виттенберге, или он действовал интуитивно и так же ставил, и странно решал непохожие друг на друга задачи? Но какой может быть четкий план в турбулентности? («Мы в бурном потоке жизни, а пытаемся анализировать ее перспективы с позиции быстротечного сегодняшнего дня»18.) Капитан принял командование кораблем страны в штормящем океане. Причем не он направил его в бурю. Но он принял корабль и видел свою задачу в том, чтобы вывести его в спокойные воды. «Мои действия отражали… план», – несколько неопределенно заметил М.С. Горбачев19. Конечно, лишь отражали в какой-то мере, но не следовали плану, которого не могло и быть в такой ситуации в принципе. Именно на его действия, политический опыт и наитие и была вся надежда. Не существует волшебного рецепта безопасного плавания в шторм. В штормовых условиях выбор курса затруднен, иногда просто невозможно идти заданным курсом. При шторме надо маневрировать, учитывая порывы, характер, силу и меняющееся направление ветра, вовремя менять курс, учитывать размер, осадку, крен, дифферент, размер обдуваемой поверхности и нагрузки на корпус, а также ухудшение управляемости судна. «Меня часто упрекали и продолжают упрекать в медлительности, в нерешительности, в маневрировании, – пишет Горбачев. – Между прочим, все это было: и медлительность, и нерешительность, и уж особенно маневрирование. Но я знал, для чего я все это делал»20. То были не медлительность или неуверенность. Действовала логика ведения корабля сквозь бушующую стихию (на котором, словом, кое-кто уже начинал спускать шлюпки). Конечно, ошибки были. Надо было по-штормовому закрепить судовое оборудование, протянуть штормовые леера для обеспечения безопасности людей, проверить надежность рулевого управления…