Декабрист

— Брат уже говорил вам, что выйдет на позиции во главе своих семеновцев, но решительные действия зависят от вас, — ответил слегка раздраженно Иван Шипов. — Нынешние семеновцы — не те, которых раскассировали четыре года назад по дальним гарнизонам после шварцевского бунта, это бывшие армейские гренадеры. Командиры же Лейб-гренадерского полка и Гвардейского экипажа преданы Николаю, и от них должно сразу избавиться, когда будем поднимать их полки. Каперанг Качалов, начальник экипажа, вообще бывший флагманский капитан Николая Павловича.

— Хорошо, тогда перейдем к полкам. Кто от лейб-гренадер?

— Мы, — поднялись два поручика, сидевшие поодаль друг от друга: невысокого роста, с холеными бакенбардами батальонный адъютант (Ломоносов с ухмылкой подумал, что, должно быть, выпускник пажеского корпуса). И второй, ротный командир — с умным открытым лицом, русоволосый, с торчавшими в стороны усами.

— Мы ручаемся, что полк будет поднят, — продолжил первый из них. — Но должен явиться человек, который поведет его. Присутствующий тут полковник Булатов, бывший наш батальонный, будет встречен солдатами с преданостью.

— Благодарю, господа Панов и Сутгоф. Полковник Двенадцатого егерского Булатов станет во главе гренадер.

— Гвардейский экипаж?

Встали братья Бестужевы — Николай, худощавый капитан-лейтенант с симпатичным лицом, и Петр, юный мичман.

— Поднимем, и все младшие офицеры нас поддержат.

— Хорошо. Теперь первая бригада дивизии? Господин Шипов?

— Исленьев, наш преображенский командир, сомнителен, — вынув трубку изо рта, ответил полковник. — Могу ручаться только за свой второй батальон, и то — пойдем вслед за остальными, не иначе. Впрочем, князь Трубецкой как наш полковник мог бы стать на челе полка… — Трубецкой, однако, промолчал.

— Московский полк?

— Генерал-майор Фредерикс — бывший адъютант Николая, и будет за него, но полк мы поднимем, — подал голос смугловатый подпоручик в форме Московского полка, лицом похожий на моряков Бестужевых.

— Хорошо сказано, брат Михаил, — заметил штабс-капитан Александр Бестужев, четвертый из братьев [14].

— Да, мы ручаемся! — Рядом с Михаилом Бестужевым стоял щеголеватый штабс-капитан в форме московского полка, с упрямым высоколобым лицом честолюбца. — Князь Щепин-Ростовский, если кто меня не знает!

Эти двое были в полку ротными.

— А что вторая дивизия?

Поднялся красивый штабс-капитан с романтическим смугловатым лицом, мундир которого украшали аксельбанты штаба Гвардии:

— В третьей бригаде Измайловский и Павловский полки, командиры заменены Николаем с получением им дивизии, новые полковники, Симанский и Арбузов, лично ему преданы, — доложил он.

— Вам, Муравьев, как квартирмейстеру дивизии, виднее, — заметил неугомонный Шипов (поднявшийся был Никита Муравьев, сын сенатора).

Муравьев продолжил:

— По моему мнению, Павловский полк, которым недавно командовал покойный брат генерала Бистрома, можно будет отнять у командира. Возможно, и Измайовский полк. Но Саперный батальон — николаевская личная гвардия, верен только ему.

— Измайловским полком когда-то лично командовал сам Николай, и солдаты могут охотно ему поддаться, — опять заметил Шипов. — Всю бывшую николаевскую бригаду не следует рассматривать в активе.

— Ерунда! — размахивая руками, вскочил смуглолицый капитан в темно-зеленом мундире Нижегородского драгунского — единственного регулярного кавалерийского полка на Кавказе. Его голову перебинтовывал черный платок — это был знаменитый бретер и кваказец капитан Якубович. — Они меня знают! Я выступлю перед ними и поведу их именем генерал-губернатора Милорадовича!

— Отлично, согласны! — раздались голоса, не желавшие выслушивать его очередную патетическую речь. Успокоенный поддержкой, Якубович сел.

— Четвертая бригада? — продолжился опрос.

Теперь подал голос Оболенский, так и оставшийся стоять за неимением сиденья:

— Егерский, свой старый полк возглавит лично Карл Иванович.

Опершийся на спинку стула Ростовцев сильно вздрогнул, но никто не обратил на это внимания.

— Финляндцы? Полковник Моллер берет на себя финляндцев? — нетерпеливо спросил стоявший доселе молча Трубецкой.

Поднялся светловолосый поручик с русыми бакенбардами и ответил с небольшим немецким акцентом:

— Ротный барон Розен. Александр Федорович со своим вторым батальоном будет дежурным по караулам Зимнего и по первому отделению — у Адмиралтейства. В кордегардии дворца будет находиться одна из его рот, но сам он, по его словам, сможет содействовать нам лишь, когда наши силы подойдут к Зимнему. Он в нашем успехе не уверен. Но я говорил со своим командиром, полковником первого батальона Тулубьевым, и ручаюсь, что батальон будет поднят.

— Благодарю, — Трубецкой кивнул и прошелся вдоль стола, как бы переняв председательство у Рылеева. Как военный теоретик, полковник был среди присутствующих наивысшим авторитетом.

— …Значит, ставку делаем на действия в городе, — заметил он. — Здесь конница не так страшна, а о том, чтобы у неприятельских пушек не оказалось зарядов, должны позаботиться наши артиллеристы и моряки…