Декабрист

Между тем Николай Павлович днем посетил Михайловский замок, где располагалось его любимое детище — Инженерное училище. «До свидания, господа! Даст бог, еще увидимся!» — сказал он уходя. Генерал Нейгардт, по его поручению, разослал командирам гвардейских полков и бригад приказание явиться к семи утра во дворец в парадной форме, а генералам — и в орденских лентах.

В тот же вечер, около десяти часов, Николай собрал Государственный совет.

Обязанности председателя исполнял государственный секретарь, сенатор, президент Академии художеств престарелый Алексей Николаевич Оленин. Цесаревич и его брат заняли места по бокам председателя, и Николай, сделав сенаторам знак слушать его стоя, зачитал Манифест о восшествии на трон. В нем он ультимативно объявлял о том, что завтра примет императорский титул и с утра будет начата новая присяга. Манифест о восшествии на трон, зачитанный цесаревичем, заранее составил Михаил Сперанский, известный умением быстро и четко выражать мысли на бумаге. Прежний всесильный фаворит Александра, затем ссыльный, потом — сибирский губернатор, теперь он прозорливо сделал ставку на того, в ком видел грядущего победителя в борьбе. Хотя и не отказал его противникам, буде они одержат верх. Прочитав Манифест, цесаревич обвел присутствующих ледяным взором и сделал знак садиться. Никто из присутствовавших вельмож не посмел возразить ему. Тем более что на часах у дверей стояли солдаты конно-пионерного эскадрона. Заседание окончилось в час ночи, приняв все, что требовал Николай Павлович.

К вечеру произошло и еще одно событие. Полковник Булатов, поздно шедший к себе на квартиру по пустынной улице, внезапно был окликнут. Не успел он оглянуться, как на него накинулись несколько человек, похожих на полицейских шпиков. Возглавлял их человек с военной выправкой — впрочем, Александр Михайлович все равно не знал капитана Терехова… Полковник вздумал сопротивляться, но не успел ничего сделать — страшный удар по голове погрузил его в небытие. С полковником, уже вышедшим из состава привилегированной Гвардии, решили не церемониться. Позднее было распространено известие, что он был схвачен на следующий день и разбил себе голову о стену в муках раскаяния. На самом деле стена обрушилась на его главу накануне…

В столице наступила ночь, отмеченная небывалой тишиной…

Утром, к семи часам, в Зимнем собрались командиры Гвардии. Николай выступил перед ними:

— Господа, день настал! Ваши части должны быть приведены к повторной присяге новому императору. Мне. За свои войска каждый из вас отвечает передо мной своей головой. Если я буду на троне — вы все в свите, с новыми чинами, кто уже в свите — с титулом, кто беден — с деньгами. Солдатам, которые примут участие в деле, — по десяти рублей, офицерам — от ста и выше. Отправляйтесь к вашим подчиненным, удержите их в верности мне и вы не пожалеете! Полковник Геруа, Саперный батальон привести к Зимнему, занять оборону! Полковник Апраксин, после присяги выводите кавалергардов к Сенатской площади и берите ее под контроль. Полковник Исленьев, Первый батальон преображенцев ко дворцу! Я хочу иметь его под рукой. Остальные части — по необходимости. К делу, господа!

Офицерские плюмажи согласно наклонились, и полковники и генералы направились по своим частям.

Однако прошло около часа, возвратился генерал Сухозанет и доложил, что с присягой в Конной артиллерии идет не гладко. Офицеры волнуются, и зачинщиком — прикомандированный граф Коновницын.

— Езжай туда, на тебя одна надежда, ты мой наследник. — Николай положил руку на плечо высокому Михаилу.

Великий князь немедленно отправился в артиллерийские казармы у Таврического дворца. Наступил рискованный момент — во дворце оставалась только караульная рота и на заднем дворе — конные пионеры Засса. Генерал Нейгардт вытянулся у дверей кабинета Николая, поодаль, на лестничной площадке, маялся генерал Воинов, лишенный практически всякой власти. В другом крыле, точно тень прошлого, глядел из окна на Дворцовую площадь былой всесильный временщик Аракчеев, которого Николай в эти тревожные дни стремился держать под своим надзором.

В это время начали развиваться события в полках.

Первой ранней пташкой стал Московский полк, чьи казармы располагались подле Семеновского моста. Сюда приехал адъютант герцога Вюртембергского штабс-капитан Александр Бестужев. Он выскочил из саней на хрусткий снег и крикнул встретившемуся ему штабс-капитану князю Щепину-Ростовскому, командиру роты:

— Начинаем!

— Понял! — ответил Щепин и, развернувшись, побежал в казарму. К нему присоединился другой командир роты — подпоручик Михаил Бестужев.

Полк в это время выводили на плац, строиться к переприсяге. Тут находились полковой командир генерал-майор Петр Андреевич Фредерикс и начальник бригады, командир Финляндского полка генерал-майор Василий Никанорович Шеншин, лицом походивший на покойного Барклая-де-Толли.

— Господа офицеры, солдаты! Выходи на защиту государя Константина! Сохраним верность присяге! — закричал Щепин-Ростовский.