Декабрист

— Государь, одну минуту, если вам будет угодно… — с выражением отчаянной решимости на лице подался вперед Пестель. — Есть один интимный прожект, который я хотел бы предложить вам… Он не связан с нашим поручением, зато имеет касательство к революциям.

— Что еще? — Бровь Александра удивленно приподнялась. Он полагал, что аудиенция уже завершена.

— Государь! Прошу вас выслушать меня!

— Хорошо. Алексей Петрович, подождите нас.

Юшневский кивнул и, бросив на Пестеля взгляд смешанного неодобрения, любопытства и равнодушия, вышел из кабинета, затворив дверь.

— Слушаю вас, — кивнул Александр.

Пестель заговорил, заметно волнуясь:

— Я много размышлял, государь, об общественной пользе. Известно, что в умах существует брожение. Я приписываю его частично корыстным действиям и злоупотреблениям алчных чиновников в столице и особенно на местах, в губерниях, которые вызывают возмущение у людей, но не пресекаются. Частично же брожение злонамеренно подпитывается из-за рубежа, в том числе и агентами держав, входящих в Священный союз.

— И что вы предлагаете?

— Создать особый негласный комитет, который наблюдал бы над нравственностью путем разветвленной сети агентов и негласно же пресекал злоупотребления на местах. И так же выявлял бы и обезвреживал чужеземных агентов. Надобно только, чтобы он подчинялся напрямую государю, и даже высшие лица не могли бы склонить его справедливость в свою пользу. Его члены должны быть из благородного сословия, имеющие понятие о чести. Ибо обычные полицейские агенты весьма подкупны.

— Идея интересная, но, я бы сказал, лишенная рыцарственных начал, — слегка поморщился император. Впрочем, если признаться, шпионы государя следили за всеми крупными фигурами, включая Аракчеева. Поэтому идея не показалась ему дурной.

— Что делать, государь, — эти противники также не выходят на единоборство с открытым забралом! К тому же осуществление справедливости в отношении сирых и немощных есть цель наиблагороднейшая для государства!

— Ну хорошо, я обдумаю твой прожект, — тон государя сделался ласковее. — А ты пока ступай.

— Слушаюсь! — Пестель поклонился и вышел.

На самом деле, нынешний начштаба гвардии генерал-адъютант Александр Христофорович Бенкендорф, после пребывания во Франции в составе русских оккупационных войск, уже предлагал по французскому образцу учредить корпус высшей политической полиции — жандармов. Но Александр тогда отклонил проект как не своевременный.

Жандармы, как таковые, были учреждены при армейских корпусах в виде военной полиции в 1815 году. Но единого управления и политической задачи им выработано не было…

…Через день, будучи еще в столице, Пестель был вызван вдруг к начальнику легкой гвардейской кавалерийской дивизии, генерал-лейтенанту Александру Ивановичу Чернышеву. Чернышев уже давно был доверенным лицом государя. Александр Иванович — красивый человек лет тридцати пяти, отменного здоровья, чернявый, как казак, и большой модник. Начиная с рокового для русской армии сражения под Аустерлицем он участвовал во всех войнах с Наполеоном. С тех пор император его и приметил. Затем он сделался военным агентом в наполеоновской Франции, и был знаком с разведкой не понаслышке, не особенно утруждаясь сохранить чистоту рук. В Отечественную войну, правда, как разведчик себя не особенно проявил (у Кутузова данные о численности французов под Бородином оказались на треть завышены, из-за чего как будто он и не решился продолжить противостояние). Но зато Чернышев проявил личную храбрость, и позднее его партизанское соединение действовало весьма решительно. Впрочем, как человек жестокий он проявил себя не только в борьбе с врагом, но и совсем недавно, подавляя крестьянские волнения в Екатеринославской губернии и казачье на Дону, большей частью при помощи пушек.

Александр Иванович был представителем старшего поколения, тогда как Пестель и его ровесники вступили в дело лишь на Бородинском поле (там Пестель показал себя, был и ранен, и награжден).

Встретил он Пестеля чрезвычайно неприветливо.

— Под меня копаешь, немец? — начал он с ходу (дед Пестеля был натурализовавшимся в России немцем). — Смотри, зарвешься! Раздавлю! — Он оскалил зубы под густыми усами в звериной ухмылке. — Выполняй поручение государя, данное тебе, и не думай, что умнее прочих! Я за тобой наблюдать буду! Свободны, полковник!

Так завершилась эта знаменательная встреча.

Была и еще одна. Начальник штаба корпуса Гвардии, генерал-адъютант Александр Христофорович Бенкендорф — прибалтийский немец, высокий, благородного вида, с крутым залысым лбом, — встретился с Пестелем на лестнице Зимнего дворца. Между прочим, он тоже был знаменитым кавалеристом, партизаном 1812 года, и особой, приближенной к государю. И это неудивительно, ибо являлся сыном одного из любимцев Павла I, то есть происходил из семьи, известной и нынешнему императору. Отец, как говорится, служил отцу, а сын — служит сыну.

— Господин Пестель! — неожиданно обратился он к Павлу Ивановичу, повернув голову и пристально глядя. — Кстати говоря, и поумнее вас люди будут. Задумайтесь.