Г р о х о л ь с к и й (подходит к Кузьмину). Нельзя ли нектару, Анастасий Дмитриевич. Сосульку вместо сердца чувствую.
К у з ь м и н. Убирайтесь.
Г р о х о л ь с к и й. Да вы не опасайтесь, у меня голова крепкая сколько ни пью, т.-е. ни в одном глазу. Человек бо есмь, а не скот.
К у з ь м и н. Не вижу этого. Отстаньте! Под арест посажу!
(Грохольский и Кузьмин уходят.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Как вызвездило, а днем было пасмурно.
М а т в е й М у р а в ь е в. Сережа, вы губите себя, - успеха не будет.
С е р г е й М у р а в ь е в. Да, не будет...
М а т в е й М у р а в ь е в. Так зачем все это? Меня гнетет сознание, что это я привел тебя к гибели. Ведь я ввел тебя в наше Общество - тебя, тогда еще двадцатилетнего юношу.
С е р г е й М у р а в ь е в (не слушая его). Я понял это, когда обходил посты, когда сидел с ними у костра, когда услышал, что они устали. Да, они правы, потому что народ не может ошибаться.
Но я надеюсь, на что - не знаю. Может быть, потому, что нужно начать. Первый удар редко бывает смертельным, но его надо нанести. Я не преодолел этой тяги земли, я не сумел подойти к солдатам. О, как трудно говорить с русскими по-русски. Мы уйдем в землю, как Святогор, увязнем в ней, но не поднимем. Но придет тот, кто поднимет, не знаю когда, но придет... Не упрекай себя напрасно, я сам выбрал свою судьбу и сам приду к концу.
(Вбегают Сенька и Ванька.)
С е н ь к а. Рукава подбери, мамкина кофта. (Сенька с разбега налетает на Сергея Муравьева, который схватывает его за плечи и не пускает.)
С е н ь к а. Ей-богу, нечаянно, не видал.
С е р г е й М у р а в ь е в. В плен беру, не уйдешь. Ты откуда?
С е н ь к а. На солдат глядел. Я вон из избы из эстой.
С е р г е й М у р а в ь е в. А как тебя зовут?
С е н ь к а. Семен Порфирович Батурин. А это - Ванька, Иван. Марьев да Иванов, как грибов поганых.
С е р г е й М у р а в ь е в. То-то он такой угрюмый. Так ты из этой избы. Ну, мы твои гости. Примешь нас?
С е н ь к а. Я-то приму. У нас только тетка больно жадная.
С е р г е й М у р а в ь е в. Скажи ей и матери, чтоб не боялись, - все целы останутся, кроме тебя.
С е н ь к а. А я не боюсь, ты это так... У меня и мамки-то нету. Ее генерал купил далеко. А ты на французов идешь?
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, на своих, Семен Порфирьевич. На того генерала, что мамку купил.
С е н ь к а. И я пойду.
С е р г е й М у р а в ь е в (Ваньке). А ты?
В а н ь к а (угрюмо). И я тоже.
С е р г е й М у р а в ь е в (Матвею). Вот мы думаем, что одиноки. Смотри, какие богатыри. (Сеньке и Ваньке.) Ну, бегите спать, а то поход проспите. Живо!
С е н ь к а. Прощай, дяденька, приходи.
(Сенька и Ванька убегают.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Люблю детей, - с ними веришь в будущее. Вот и преемники, есть кому сделать завещание.
(Входят Бестужев и Пашков.)
П а ш к о в. Караулы расставлены, ваше высокоблагородие.
С е р г е й М у р а в ь е в. А здесь?
П а ш к о в. Не извольте беспокоиться. Спасенихин, Гульбин и Щур.
М а т в е й М у р а в ь е в (Сергею Муравьеву). Я пойду. Ты скоро?
(Уходит, Пашков отходит к плетню.)
Б е с т у ж е в. Сережа, я хочу знать. Ты скажешь мне, ответишь?
С е р г е й М у р а в ь е в. На что?
Б е с т у ж е в. Марина любит тебя.
С е р г е й М у р а в ь е в. Нет.
Б е с т у ж е в. Я понял это, когда тебя арестовали. И ты, Сережа: ее невозможно не любить. Я ничего не говорю. Этого нельзя вернуть, нельзя заставить.
С е р г е й М у р а в ь е в. Она не любит меня.
Б е с т у ж е в. Ты не хочешь, боишься моего отчаяния, но его не будет. Я много думал...
С е р г е й М у р а в ь е в. Она не может любить меня.
Б е с т у ж е в. Я привык тебе верить, но, может быть, ты отказываешься от нее для меня? Дай мне увидеть.
С е р г е й М у р а в ь е в. Я не лгу, мой друг.
Б е с т у ж е в. А я думал... Как это глупо. Сережа, прости меня. Ведь придет же в голову. Я только задерживаю тебя. Холодно, а я и не заметил. Все в отличном настроении, а я... я счастлив, Сережа.
С е р г е й М у р а в ь е в. Тогда я тоже счастлив, Миша. (Пашкову.) Пашков! (Пашков подходит.) Кто эти вздорные слухи распускает об опасности, не знаешь?
П а ш к о в. Ровно из-под земли берутся. А главное, первая рота, - там все кантонисты, ну, известно, народ последний. Слаб человек. Всего лучше страхом держать. Ну, да ничего, стрелять будут.
С е р г е й М у р а в ь е в. Хорошо. Я скоро приду, Миша (Уходит.).
Б е с т у ж е в. Если опять шпионы нашептывать будут, так уж понимаешь?
П а ш к о в. Не сумлевайтесь, ваше благородие. (Бестужев входит в избу.) Эй, командиры, аль дорогу потеряли?
(Входят Щур, Спасенихин и Гульбин.)
Щ у р. Ухо, а не дорогу.
С п а с е н и х и н. Оттерли. Отморозил, разиня. Дров в костер подложить.
Г у л ь б и н. Тьфу, тошно. Обещали, что вся армия к нам пристанет, а и собака паршивая не забежала. Еще бы, кому охота! Спустит шкуру Гейсмар, спрашивай тогда.
П а ш к о в. Молчи.
С п а с е н и х и н. Знать, уж так на роду писано. Ступай Щур. Скоро смена.
Щ у р (Гульбину). Заткни рот, не то штыком заклепаю, чортова котомка.
(Щур уходит. Степан выходит из избы и подходит к костру.)
С т е п а н. Огоньку взять.
П а ш к о в. Бери.