М а р и н а. Подожди. Когда я шла после смерти брата к пруду... я хотела взглянуть туда вглубь. Все бело, лед горит, а вода синяя, темная. Я подошла, а Пашков у края сидел. Там, в глубине, звезды плавали и вдруг хлынули с неба, как ручей серебра. Пашков подставил котомку, а я руки. Они теплые, серебряные, падали, цеплялись за платье. Вот посмотри - у меня на рукаве, а у него в шапке.
С е р г е й М у р а в ь е в. Дай мне руки, наклонись, здесь темно, я не вижу тебя.
П а ш к о в. В ворота стучат.
С е р г е й М у р а в ь е в. Это семеновцы. Мертвые встают!
П а ш к о в. Разбивают ворота. Мир бунтует! Воля пришла, Сергей Иванович!
(Шум и удары.)
С е р г е й М у р а в ь е в. Я не увижу ее, Марина. Мои руки скованы. Я не могу подняться.
М а р и н а. Я люблю, люблю тебя. Ты не увидишь, но ты уснешь. (Марина целует Сергея Муравьева и опускает его голову на изголовье. Свеча гаснет, а когда она вспыхивает, один часовой стоит у дверей. Входит Левашев.)
Л е в а ш е в. На очную ставку. Что это за стук?
Ч а с о в о й. Новую тюрьму строят, ваше превосходительство.
ЗАНАВЕС
КАРТИНА II
Каземат С. Муравьева и рядом каземат Сухинова. Сергей Муравьев сидит у стола и пишет. Сухинов стучит ему в стену из своего каземата.
С у х и н о в. Как странно, нам сегодня не запрещают разговаривать. Что вы делаете?
С е р г е й М у р а в ь е в. Подвожу итоги.
С у х и н о в. Чему?
С е р г е й М у р а в ь е в. Прошлому.
С у х и н о в. На это у нас будет достаточно времени. Говорят, нас сошлют в Благодатский рудник.
С е р г е й М у р а в ь е в. Я еду ближе.
С у х и н о в. Может быть, мы никогда больше не встретимся с вами. Спойте, Сергей Иванович, как тогда в лагере, после заседания?
С е р г е й М у р а в ь е в. Что же спеть вам?
С у х и н о в. Что хотите?
С е р г е й М у р а в ь е в. Я мало пою по-русски. Может быть, о "Летучем Голландце"? (Поет.)
Когда бежит за валом вал,
И паруса летят, как птицы,
И мачты гнет, седея, шквал,
Я слышу в буре звон цевницы.
Когда средь пены промелькнет
Тень корабля чернее ночи,
Я знаю, нашей жизни лет
С минутой каждой все короче.
Свободе не было границ
Средь водной шири океана,
Что ж, если в круг веселых лиц
Смерть заглянула слишком рано.
Плохие слова, но я люблю их за воспоминания.
С у х и н о в. Я не спросил вас... Ваш приговор?
С е р г е й М у р а в ь е в. Повесить.
С у х и н о в. Боже мой! Простите меня. Я не знал, не подумал, что это возможно. Когда?
С е р г е й М у р а в ь е в. Сегодня. Не ужасайтесь, мой друг, более, чем я сам. Я подвел итоги и готов, спокоен, потому что ничего не оставляю здесь. Тяжко не умереть, а вести к смерти другого. Я не один: со мною Пестель, Рылеев, Каховский и Мишель... Если бы только не Мишель!
С у х и н о в. Вы не можете ни в чем упрекнуть себя. Мне было бы отрадно сопровождать вас. И Бестужев думает то же самое.
С е р г е й М у р а в ь е в. Июль. Звезды бледнеют. Значит близко рассвет. За мной сейчас придут. Добывайте, Сухинов, железо для нового оружия. А я спускаюсь в шахту, из которой еще никто не поднимался на поверхность.
С у х и н о в. Мне почему-то хочется просить у вас прощения. Простите за то, что я живу. Простите меня, Сергей Иванович.
С е р г е й М у р а в ь е в. Тише. Идут. Прощайте.
(Входят сторож и конвой.)
С т о р о ж. Вот позвольте, ваше высокоблагородие.
С е р г е й М у р а в ь е в. Что это?
С т о р о ж. Ремни для рук... руки связать велено.
С е р г е й М у р а в ь е в. Ах, да! (Сторож прикрепляет ремни и вешает ему на грудь дощечку, на которой написано: "Цареубийца".) У тебя дрожат руки, пусть кто-нибудь другой.
С т о р о ж. Господи, господи. Дело-то какое, ваше высокоблагородие...
С е р г е й М у р а в ь е в. Перестань. Полно.
Г о л о с Л е в а ш е в а. Чего вы глядели, чорт вас возьми! Казнь назначена в 4 часа, а ничего не готово. Дьяволы! Запорю! Заприте их пока в каземат.
(Конвой вводит Пестеля и Бестужева.)
Б е с т у ж е в. Сережа, милый, они издеваются над нами, но я с тобой.
С е р г е й М у р а в ь е в. Мой дорогой, я не могу дать тебе руку.
Б е с т у ж е в. Нет можно. Вот так.
П е с т е л ь. Несчастная Россия! В ней не умеют даже вешать.
С е р г е й М у р а в ь е в. А где Рылеев и Каховский?
П е с т е л ь. У них сейчас священники. Я думаю, все это несколько преждевременно.
С е р г е й М у р а в ь е в (указывая на Бестужева). Для него особенно. (Бестужеву.) Миша, ты слышишь меня? О чем ты думаешь? Здесь нечего жалеть, мой друг.
Б е с т у ж е в. Я думал о Марине. Я надеялся, что меня сошлют в Сибирь, и она поедет со мной. Но так лучше, ей там было бы слишком тяжело. Но почему она не пришла проститься со мной? Она не могла забыть. Или ей тяжело было видеть меня? Но не пришла, не пришла.
С е р г е й М у р а в ь е в. Оттуда не приходят, Миша. Она там, куда мы собираемся войти.
Б е с т у ж е в. Как! Марина умерла? И никто не сказал мне об этом? Она умерла, она, которая так любила жить.
С е р г е й М у р а в ь е в. Она не хотела жить.
Б е с т у ж е в. Да, да, ее нет, моей милой богини. Так и должно было быть. Она во всем была особенной, другой. Я не жалею, нет.