Мелкие и средние чиновники в провинции первоначально просто не могли понять, что произошло в столице и чем декабристы отличались от участников дворцовых заговоров предыдущих царствований, о которых в обществе хорошо знали. Представители самых родовитых дворянских семейств России, оказавшиеся в ссылке, воспринимались ими как люди, попавшие во временную немилость. Лояльность к ним, кроме присущего сибирякам сострадания к «несчастным», подпитывалась и надеждами на будущую благодарность их поднадзорных, когда высочайшая милость будет возвращена. Не могло не сказаться на отношении заводских чиновников к новым поднадзорным и внимание, проявленное к ним уже при первой встрече со стороны их непосредственных начальников – исполняющего, по отсутствии И. Б. Цейдлера, обязанности гражданского губернатора Горлова, полицмейстера Пирожкова, градского головы Кузнецова. Именно поэтому, как справедливо отметил еще Б. Г. Кубалов, «на заводах Иркутской губернии как начальствующие лица, так и урядники, наблюдавшие за декабристами, усвоили те приемы обращения с ними, каких придерживалось иркутское общество»[767]
.Судя по воспоминаниям Е. П. Оболенского, начальник Иркутского солеваренного завода Крюков хотя и соблюдал известную осторожность из-за боязни доносов, принимая у себя новых каторжников, обещал, что назначит им «работу только для формы» и «никакого притеснения опасаться не должны». А урядник Скуратов, отправляя их в лес дровосеками, «шепотом… объявил, что мы можем ходить туда для прогулки, и что наш урок будет исполнен без нашего содействия»[768]
.Еще более тесные и дружеские отношения сложились у В. Л. Давыдова и А. З. Муравьева с начальством Александровского винокуренного завода. Они настолько вошли в жизнь местного общества, что предположили «даже на свои средства выстроить каменную церковь в Александровском заводе» и при содействии управляющего Федотова приступили к постройке здания[769]
.10 октября 1826 г., по возвращении в Иркутск губернатора И. Б. Цейдлера и отправки декабристов в Нерчинские рудники, рядовой инвалидной команды Александровского завода подал жалобу на своего командира поручика Хоткевича. Дознание было поручено плац-адъютанту Капланову, и он подтвердил, что «во все время бытности преступников в заводе [они] не были употребляемы ни в какую работу», а «поручик Хоткевич обще с винокуром Смирновым имели с преступниками большие связи, что не только каждодневно ходили к ним в квартиру, но беспрестанно упражнялись в гуляниях по заводу, езде на дровнях Смирнова». 17–18 сентября «Смирнов уезжал с преступником Давыдовым… надобно полагать, имели свидание с преступниками, находящимися в Николаевском заводе»[770]
.События в Петербурге были еще достаточно свежи в памяти местных чиновников (хотя и не совсем, может быть, понятны), предписания достаточно строги, а собственные нарушения, хотя и непреднамеренные, страшили возможными негативными последствиями. Именно этим объясняются скоропалительные, даже затратные действия, например, вызов В. Л. Давыдова из Благодатского рудника в Иркутск, где от него требовали объяснения, с кем и зачем он ездил в Николаевский завод, а также зачем приезжал к нему в Александровский завод учитель гимназии Жульяни. У всех причастных также берутся подробные объяснения их поступков. Материалы следствия, «касающиеся государственных преступников в винокуренных заводах близь Иркутска», становятся важной составной частью дела о «совершившем противуправные действия» председателе ГУВС Н. П. Горлове. Комендант Покровский, конфликтовавший с ним за влияние в Иркутске, воспользовался этой возможностью для устранения своего соперника, а генерал-губернатор А. С. Лавинский – для того, чтобы отвести от себя обвинения в неисполнении высочайших предписаний. Таким образом, мелкий донос на неугодного командира перерос в почти политическое дело о попустительстве «государственным преступникам» «вторых в губернии лиц», закончившееся отстранением Горлова от должности. Декабристы выступали здесь не объектом доноса, а, скорее, лишь средством (но очень удобным и действенным) для разрешения конфликта между чиновниками.