Декабристы. Актуальные направления исследований

На Украине концепцию М. В. Нечкиной поддержал Н. Н. Лысенко. Он решительно отрицал противопоставление декабристских организаций, отмечал, что внутри всех обществ велась борьба между революционной и либеральной тенденциями и что в этой борьбе верх одерживала первая, носителем которой была группа декабристов, отстаивавшая установление республиканского строя[1450]. Украинские декабристоведы всячески пытались откреститься от концепции «украинского декабризма», постоянно подчеркивая, что движение на Украине было составной частью общероссийского, а восстание Черниговского полка – составной частью восстания декабристов вообще.

Декабристоведы советской Украины изучали социально-классовые причины возникновения декабризма. Так, Н. Н. Лысенко отмечал, что его появление было закономерным результатом быстрого разложения и кризиса феодально-крепостнической системы, развития в ее недрах капиталистических отношений и обострения классовой борьбы, результатом разложения феодального общества в целом и его господствующего помещичьего класса в частности[1451].

Ключевое место в трудах декабристоведов начала – середины 1950-х гг. занимало изучение политической программы декабристов. Украинские и российские исследователи подчеркивали общность задач, поставленных в «Русской Правде» П. И. Пестеля и «Конституции» Н. М. Муравьева. С. М. Файерштейн анализировал аграрный проект П. И. Пестеля; В. М. Тарасова и П. Ф. Никандров – социально-экономические и политические взгляды декабриста; И. Алешина и И. Дементьев – крестьянский вопрос в планах декабристов[1452].

В середине 1930-х гг. М. В. Нечкина выдвинула положение о так называемом «кризисе Южного общества», возникновение которого связывала с деятельностью С. И. Муравьева-Апостола и М. П. Бестужева-Рюмина. Первого она изобразила агентом «Севера на неспокойном Юге», с помощью которого либералы Северного общества одержали победу над радикальными южанами[1453]. В 1950-е гг. ее поддержал С. М. Файерштейн, утверждавший, что кризис возник и развился в связи с новой редакцией «Русской Правды», которая обострила противоречия в Южном обществе до состояния непримиримого антагонизма. Позже И. В. Порох аргументированно доказал, что никакого кризиса Южное общество не переживало[1454]. Интересно, что дискуссия развернулась только через 20 лет после выхода противоречивой статьи М. В. Нечкиной, поскольку во второй половине 1930-х гг. декабризм мало интересовал советских историков.

Формировались и новые взгляды на деятельность Общества соединенных славян. Не разделяли мнения М. В. Нечкиной о близости членов этого общества и революционных демократов известные российские и украинские историки Н. Н. Лысенко, С. Б. Окунь, Л. А. Сокольский, И. В. Порох, считавшие, что в «Записках» И. И. Горбачевского изложены позднейшие взгляды автора, перенесенные в эпоху 1820-х гг. Н. Н. Лысенко убедительно доказал, что основным недостатком этого произведения является то, что его автор придерживался ошибочного мнения о том, что якобы восстание Черниговского полка – не результат деятельности Васильковской управы во главе с С. И. Муравьевым-Апостолом, а дело рук членов Общества соединенных славян[1455].

Сравнительный анализ «Правил соединенных славян» и книги деятеля Великой французской революции, сподвижника Г. Бабефа С. Марешаля «Путешествия Пифагора» осуществил Ю. Г. Оксман. Он установил, что авторы «Правил» братья А. И. и П. И. Борисовы находились под влиянием отдельных бабувистских идей. Ю. Г. Оксману удалось также выяснить историю появления русского перевода книги С. Марешаля в виде извлечений отдельных сентенций, объединенных В. Сопиковым в брошюру «Пифагоровы законы и моральные правила». Текстуальное сопоставление «Пифагоровых законов и моральных правил» с «Правилами соединенных славян» дало основание утверждать, что именно эту работу имел в виду П. И. Борисов, когда говорил о прообразе устава Общества первого согласия[1456].

Как и большинство тогдашних декабристоведов, Ю. Г. Оксман считал политическую программу «соединенных славян» слабой и политически незрелой. «Вся история Общества соединенных славян, – писал ученый, – не оставляет никаких сомнений в том, что его деятели до самого включения их в Южное общество не имели конкретных планов расширения революционной работы и за рамки чистого просветительства в своей общественной практике не выходили», «только в положениях пестелевской программы Южного общества их неясные революционные устремления приобрели конкретные и жизненные формулировки целей и путей борьбы, а в указанных им руководителями Васильковской управы заданиях агитационно-пропагандистской и организационной работы среди солдат нашла выход их революционная энергия»[1457].

Такое несколько поверхностное и одновременно высокомерное отношение к Обществу соединенных славян как к второразрядной организации было присуще всему советскому декабристоведению до конца 1980-х гг.