Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

Получается интереснейшая и поучительная перекличка поколений радикалов России – декабристов и народников. Их, разделенных бурными десятилетиями, внезапно сближают надежды на армию как главную движущую силу революции. За протекшие годы опыт выступления декабристов был тщательно проанализирован их преемниками. Критике в первую очередь подверглось принципиальное нежелание дворянских революционеров привлечь к своему выступлению народные массы, упование на строго военную революцию. И вот теперь, спустя шесть десятилетий, после яростных споров и появления новых теорий встала та же проблема: революция должна быть народной или военной? Означало ли это, что радикальное движение в России было отброшено на 60 лет назад?

Вряд ли. Скорее это указывало на то, что увлечение террористической борьбой сделало позиции «Народной воли» в деревне достаточно слабыми, а рабочих, среди которых деятельность народовольцев оказалась явно успешнее, партия рассматривала лишь в роли союзников крестьянства. Получалось, что вся сила радикалов конца 1870-х – начала 1880-х гг. состояла в нескольких десятках молодых людей, занимавшихся террористической борьбой с правящим режимом. Они были действительно талантливы, отважны, готовы к самопожертвованию. Однако после ареста большинства из них в полной мере проявилась закономерность, при которой резкое сужение круга борцов (при общей узости социальной базы движения) приводило к судорожным и, по сути, утопическим надеждам на армию, на государственный переворот силами военных.

И все-таки это еще не было окончательным поражением народовольчества. Постепенно оно, теснимое правительственными репрессиями, отступало на юг Европейской части России. Его опорными пунктами становятся Харьков, Одесса, Николаев, где обосновались главные адепты террористической борьбы: В.Н. Фигнер, подполковник М.Ю. Ашенбреннер, лейтенант флота А.В. Буцевич. Первым двоим удалось организовать офицерские кружки в Одессе и Николаеве, Буцевич же разработал общий план восстания, поражающий ныне как своей масштабностью, так и абсолютной наивностью. Видимо, «горячка буден» начала 1880-х гг. была столь сильна, а убежденность Буцевича в своей правоте столь заразительна, что офицеры-народовольцы поддались им без особых возражений.

Согласно этому плану, было необходимо провести мобилизацию всех сил радикалов (по подсчетам Буцевича, она дала бы около 500 человек, готовых действовать по сигналу ИК). Далее события в воображении пылкого лейтенанта флота должны были развиваться следующим образом: «…во-первых, захватить Кронштадтскую крепость с фортами и попытаться привлечь к восстанию гарнизоны и значительную часть броненосного флота… выкинуть красное знамя и атаковать Петербург, или, во-вторых, в день майского парада атаковать в виду всей гвардии царя, Николая Павловича, Владимира Александровича и др. и всю царскую свиту и, если будет возможность, отвести их к двум миноносцам, которые к этому моменту подплывут к Марсову полю, а затем заключить их в Кронштадтских фортах». Будто не ощущая фантастичности задуманного, офицеры-народовольцы начали всерьез обсуждать вопросы о сборных пунктах и районе начала восстания. И вновь возникает ощущение нежданной встречи с декабристами. Предложения Буцевича являются просто-таки близнецами тех представлений о ходе восстания, которые возникали в воспаленном воображении одного из лидеров Южного общества декабристов М.П. Бестужева-Рюмина.

В.Н. Фигнер, правда, была в это время занята более привычным и реальным делом – она готовила покушение на военного прокурора Одессы В.С. Стрельникова и хлопотала об устройстве подпольной типографии на юге России. Стрельников был убит С. Халтуриным и Н. Желваковым 18 марта 1882 г. в центре Одессы. Террористам не удалось скрыться с места преступления, и они оба были преданы военному суду. Приговор и скорость его вынесения оказались предопределены телеграммой Александра III, в которой говорилось: «Очень и очень сожалею о ген. Стрельникове. Потеря трудно заменимая. Прикажите ген. Гурко судить убийц военно-полевым законом, и чтобы в 24 часа они были повешены без всяких оговорок». Желая как можно более точно выполнить приказ императора, Гурко уложился в 24 часа, но подсудимых в спешке казнили неопознанными – Халтурина под именем Степанова (именно так он представился следователям), Желвакова – как Косоговского.