Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

Чем дальше в прошлое уходили война 1812 года и последующие события, становясь историей, тем значительнее представлялась фигура врага, которого удалось победить России. Так, декабрист В. С. Норов, с основанием опровергая популярную среди французов версию о морозе, истребившем французскую армию, и солидаризируясь в этом с Денисом Давыдовым[206], считал, что не следует переоценивать военные заслуги русских и, соответственно, принижать заслуги Наполеона. В конечном итоге поражение Наполеона в России и особенно в Европе в 1813 г. В. С. Норов объясняет случайными факторами, которые чаще благоприятствовали русским и их союзникам, чем французам. Что же касается фигуры самого Наполеона, то декабрист в полной мере оказывается способным оценить его масштабы: «Но почтим прах великого человека, которого люди просвещенные не называют более Аттилою. Тот, кто в двадцать четыре года, предводительствуя республиканскими фалангами, губил, ничтожил Цесарские армии[207], кто восстановил отечество Сципионов, почтил прах Виргилия, сокрушил силы Мамелюков, прошел палящие пески Сирии и Африки, смирил диких Бедуинов, призвал ученых в пустыни Мемфиса, основал Институт в Каире, воскресил науки и художества в земле Птоломеев, освободил отечество от тиранской власти кровожадных диктаторов, проложил путь чрез снежные вершины Альпов, начертал мудрые законы – тот не станет в Истории наряду с бичами народов»[208].

Своего рода завершение декабристская версия наполеоновского «мифа» получает во французском стихотворении В. Л. Давыдова. Оно посвящено И. Д. Якушкину и имеет подзаголовок, указывающий, что написано учеником Виктора Гюго[209]. Называя себя учеником Гюго, Давыдов в данном случае имеет в виду оду французского поэта «Buonaparte», написанную в 1822 г. и тогда же опубликованную в сборнике «Odes et ballades», и два стихотворения 1828 г. из сборника «Les Orientales». Идейно-художественные трактовки образа Наполеона в этих двух сборниках резко различны. В первом литературное новаторство сочетается с политическим консерватизмом. Реставрация Бурбонов по-новому высветила роль контрреволюционных сил в недавней истории Франции. Гюго в своем раннем творчестве отдал щедрую дань этому «новому» взгляду. Тема жертвенности людей, подтвердивших ценою жизни свою верность престолу, является одной из основных в его одах. Сами сюжеты подсказывали выспренний, высокоторжественный стиль с ярким метафоризмом и эмоциональной напряженностью. Поэтический мир од Гюго поделен на две резко контрастные части: силы революции, воплощающие адское начало мрака и преступлений, и монархисты, жертвующие собой во имя престола. Оба эти мира достигают предельной идеализации как абсолютное зло и абсолютное добро.

Все зло революции с ее последствиями сконцентрировалось в Наполеоне. Об этом идет речь в оде «Buonaparte». Тексту предшествует эпиграф: «Te Deo», выражающий основную мысль произведения: Наполеон – это живой бич (un fléau vivant), посланный Богом в наказание французам за их преступления. В первой главе оды речь идет о том, что периодически Бог посылает на прогневавшие его народы проклятых избранников (élus maudits) для осуществления кары:

Ils ont sur les peuples coupables
Régné par la flamme et le fer
Et dans leur gloire impie, en désastres féconde,
Ces envoyés du ciel sont apparus au monde,
Comme s’ils venaient de l’enfer![210]

Преступлением, достойным такой кары, по мнению Гюго, является Французская революция с ее цареубийством. За это Франции был послан Наполеон. При всей масштабности его деятельности сам Наполеон был всего лишь ужасной игрушкой (le jouet formidable), которая терзала вселенную (tourmentait l’univers). Поэтому в итоге он так же легко был низвержен, как и появился. В его поражении нет заслуги тех, кто одержал над ним формальную победу. Неслучайно Гюго называет англичан, стерегущих Наполеона на острове Святой Елены, побежденными (vaincus). Конец Наполеона закономерен и его оценка не вызывает у Гюго сомнений:

Ils passa par la gloire, il passa par le crime
Et n’est arrivé qu’au malheur[211]

.

Однако автор на этом не останавливается. Последнюю главу он полностью посвящает развенчанию посмертной славы Наполеона: