Декабристы на Севере

Гостеприимство Муравьевых было замечено и теми, кто “с высочайшего позволения” следил за ссыльными. Декабрист находился под неусыпным негласным надзором. Переписка А.Н. Муравьева и членов его семьи перлюстрировалась, был известен список их адресатов. Подосланный в Иркутск провокатор и авантюрист Роман Медокс[273] сообщил о том, что в доме Муравьевых якобы готовится новый заговор декабристов. Этим доносом охранное отделение и Николай I были введены в заблуждение, факт не подтвердился, и тем не менее положение декабристов ухудшилось. Доносы Медокса причинили много неприятностей не только ссыльным, но и их родственникам, безусловно, и семье Муравьевых.

В конце 1832 г. А.Н. Муравьев был переведен в Тобольск, где ему было поручено исполнение обязанностей гражданского губернатора. В письме В.М. Шаховскому от 5 ноября 1832 года Александр Николаевич признавался, что весьма рад этому переводу и считает величайшим счастьем оставить Иркутск, “в коем, — писал он, — мне приходилось одному бороться со всеми, что меня очень утомляло”.[274]

В Тобольске Муравьев по-прежнему заботился о товарищах по несчастью. Он настойчиво ходатайствовал о переводе декабриста А.Ф. Бриггена в местность с более благоприятным климатом, в результате получил выговор от Бенкендорфа за неуместные хлопоты о государственном преступнике.

Поводом для очередного выпада высшей власти против Муравьева послужил донос иркутского губернатора И.Б. Цейдлера генерал-губернатору Восточной Сибири А.С. Лавинскому, а далее — Бенкендорфу об обнаружении в посылке с семенами, отправленной Варварой Михайловной Шаховской “к находящемуся на поселении государственному преступнику Муханову”, двойного дна, в котором были спрятаны письма к Муханову. Письма были невинны, они содержали планы новых ходатайств к дозволению брака В.М. Шаховской с П.А. Мухановым. Брак не разрешался под предлогом того, что они были уже “в родстве”: брат Шаховской был женат на сестре Муханова. И хотя родства по крови не было, вступление в брак других брата и сестры церковь считала противоугодной богу. Варвара Шаховская все-таки последовала в Сибирь, чтобы быть ближе к любимому, получать о нем известия, иногда видеть его. Убежденная, “что всякие браки разрешаются в Сибири… что все препятствия теперь отпали”,[275] она продолжала надеяться на счастье. Но в ноябре 1833 г. последовал решительный отказ на дозволение этого брака. Силы Варвары Михайловны были окончательно подорваны. Она тяжело заболела и в результате этой болезни в 1836 г. умерла.

Несмотря на то, что обнаруженные письма В.М. Шаховской не содержали ничего предосудительного, Александр Николаевич 5 июля 1833 г. получил назидательное предупреждение от Бенкендорфа, выразившего к тому же недоверие ему в управлении губернией. Последнее Бенкендорф объяснял тем, что жена и свояченица А.Н. Муравьева ведут “скрыто от правительства переписку с государственными преступниками”. “Положение, в котором сами Вы находитесь, — напоминал шеф жандармов, — и неоднократные милости, оказанные Вам всемилостивейшим государем нашим, возлагают на Вас священную обязанность более всякого другого стараться о предупреждении непозволенных действий государственных преступников”.[276]

В декабре 1833 г. А.Н. Муравьев был переведен в Вятку с понижением в должности — назначен председателем уголовной палаты. О переводе опального декабриста в европейскую часть России много хлопотал его брат, уже имевший большие заслуги перед государством, Н.Н. Муравьев. Избежать же наказания, по-видимому, помог двоюродный брат, тогда управляющий 3-м отделением, А.Н. Мордвинов, в молодые годы воспитывавшийся в доме Муравьевых.

Со всей присущей ему энергией Александр Николаевич вступил в начале 1834 г. в новую должность. На свидание с сыном в Вятку приезжал Николай Николаевич Муравьев, побывала здесь и младшая сестра жены, Марфа Михайловна Шаховская. Вероятно, немного было тогда в глухой Вятке людей, близких декабристу по мировоззрению, способных понять его душевное состояние. Стоит только сожалеть, что судьба не свела его здесь с А.И. Герценом. Муравьев выехал из Вятки в феврале 1835 г., а Герцен прибыл сюда в ссылку “под строгий надзор местного начальства” 19 мая того же года. Можно предположить, что Герцен был наслышан о службе Муравьева в Вятке. Позднее он первым оценил высокие достоинства и заслуги декабриста.