Прошелся пешком до Английского проспекта, наняв очередного извозчика заехал в свою гостиницу, где англо-ирландцы вели химическую войну с клопами. В номере, в качестве образцов, я захватил американские газеты с моими рубриками, а также полный комплект всех своих изданных книг. На первом этаже гостиницы пообедал на скорую руку и направился в центр, к Адмиралтейству, на одноименный проспект, где дислоцировалось столичное градоначальство.
Пока экипаж трясся по выбоинам петербургской мостовой я с любопытством рассматривал свои новые российские документы. « … прибыл в Российскую империю в 1822 году 3 мая … Билет обер–полицмейстера … Дан на свободное пребывание в Петербургской губернии по 3 мая будущего 1823 года американскому подданному писателю Ивану Михайловичу Головину, … данному с тем, что по исполнению срока обязан он представить сей билет лично к возобновлению, в противном же случае подвергнется законному взысканию, на случай же выезда из губернии в другие Российские города или за границу должен явиться для получения установленного на выезд вида.
Приметы:
лета 30
рост высокий
волосы, брови темно–русые
глаза серые
нос, рот умеренные
подбородок, лицо вытянутые.
С подлинным верно …»
Да–с, почесал я свой темно–русый затылок, по России-матушке с таким докУментом особо не поездишь! Ну, да, ничего. Хорошо, что хоть меня ограничили Петербургской губернией, а не каким-нибудь Екатеринославом … Жить можно!..
Как я и подозревал, встретиться сегодня с генерал-губернатором не получилось. Да, что там с Милорадовичем, с трудом удалось попасть даже в его канцелярию! В очереди отстоял три часа, зато потом вниманием со стороны Федора Николаевича Глинки – правителя этой самой канцелярии при санкт-петербургском генерал-губернаторе я оказался вовсе даже не обделен, найдя в его лице то ли почитателя моего таланта, то ли друга – сразу не поймешь. Исходя из моих далеко идущих планов, появление этой заинтересованности ко мне со стороны Глинки было особенно важно и актуально.
Дело заключалось в том, что Федор Николаевич, будучи боевым офицером, полковником, орденоносцем, состоявшим в адъютантах при генерале Милорадовиче еще с 1805 года, не только интересовался литературой в практическом плане, описывая в «Письмах русского офицера» военные действия и бои против Франции (эти военные записки и принесли Глинке литературную известность), а также являлся председателем «Вольного общества любителей российской словесности», членами которого были целый ряд будущих декабристов, но и сам Глинка, что особенно важно, участвовал в деятельности декабристского «Союза спасения», затем вместе с М.Ф. Орловым и А.Н. Муравьевым основал «Союз благоденствия», входил в Коренную его управу, активно участвовал в деятельности «Северного общества». Это был первый декабрист, и далеко не из последних по своей значимости, с которым я здесь столкнулся лицом к лицу!
О политике с Федором, с которым мы почти сразу «перешли на ты» не обмолвились ни словом, что, в общем-то, и понятно, зато вдоволь поговорили о моей литературной деятельности. Глинка, оказывается, прочитал большую часть моих вышедших в печать книг, ну, а те, что он не сумел найти в Петербурге, я ему подарил, благо с собой они у меня имелись. Идею типографии для печатания еженедельной газеты с ребусами и отрывками переводов на русский язык моих ранее напечатанных и новых книг он горячо поддержал, что и неудивительно, от страстного литератора странно было бы ожидать иной реакции. Расстались мы на том, что Глинка клятвенно заверил меня, что будет лично ходатайствовать перед Милорадовичем в пользу открытия типографии, взял мои книги и образцы газет с тем, чтобы продемонстрировать их генерал-губернатору и пообещал мне устроить с Милорадовичем аудиенцию в самые кратчайшие сроки.
Ну и еще в свое «Вольное общество» Глинка зазывал и расписывал его, прям как «восьмое чудо света». Но в гости туда я совсем не спешил, скорее наоборот. Публика на тех литературных посиделках собиралась слишком уж специфическая, что называется «масон на масоне сидит и декабристом погоняет». Рано мне пока обзаводиться компрометирующими связями, сначала надо укрепить на берегах Невы свои позиции во всех смыслах этого слова, попытаться встроиться в здешнее общество. Измазаться с головы до ног в дурно пахнущие субстанции, с точки зрения нынешнего поколения властьпредержащих, я, надеюсь, еще успею.
Не прошло и двух дней, как я снова оказался на Адмиралтейском проспекте, но на сей раз не один. Перед тем как войти в кабинет петербургского генерал-губернатора Глинка полушепотом наставлял меня, склонившись к моему уху.
– Имею честь знать его высокопревосходительство очень давно, уже лет семнадцать. Михаил Андреевич, помимо всем известных военных заслуг на ниве служения Отечеству, является еще и страстным театралом! Да–да! В прошлом году он возглавил Комитет для составления нового проекта об управлении театрами. Не чужд он и литературы с поэзией.
Я вопросительно изогнул бровь.