Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ)

Таким нехитрым образом поднимались платежеспособность и жизненный уровень более 90% населения/избирателей. Эти меры были продиктованы не только заботами по повышению рейтинга у электората, но и носили далеко идущие стратегические планы, напрямую завязанные с дальнейшим индустриальным ростом. Основное условие развития промышленности (помимо инвестиций в основные фонды, квалифицированных рабочих и т.п.) это наличие покупателя на производимые ею товары. И этого самого пресловутого покупателя можно было заполучить несколькими способами: путем аннексий территорий или захвата колоний – в последующим используя зависимые от метрополии рынки для экспансии туда промышленной продукции – самый популярный способ; экспорт товаров – развитие собственной промышленности в расчете на лояльность иностранных покупателей; и, наконец, американский путь развития промышленности (многими странами впоследствии позаимствованный) основанный на становлении и саморазвитии внутреннего рынка, формировании пула платежеспособных покупателей, прежде всего внутри собственной страны. Мы пошли по еще не проторенному «американскому пути» …

Итак, денежную систему удалось удержать, а количество денег в стране увеличилось в четыре раза! Это привело к эффекту, подобному тому, которого достиг Франклин Рузвельт в 1930-х годах XX века, нечто подобное в те же 30-е проделывал и Сталин. Пионером же был Генри Форд, основатель автомобильной индустрии США, который вдруг стал платить рабочим своих заводов не виданную по тем временам зарплату – 5 долларов в день – и этим спровоцировал профсоюзы в других отраслях на требования по повышению зарплаты. Так появился «американский средний класс», класс людей, для которых покупка автомобиля стала обычным делом. США, как государство, тоже в накладе не осталось, скачкообразно с нуля развив свою автомобильную промышленность и смежные с ней отрасли.

В наших же условиях «лишние» деньги, вброшенные правительством, при одновременном принятии целого ряда прорывных, прогрессивных законов, в том числе и регулирующих экономическую деятельность, привели к взрывному росту частного предпринимательства, что вылилось в акционерное учредительство и биржевой ажиотаж. Фабрики не успевали изготовлять товары, которые быстро расхватывались; строились новые заводы и расширялись старые; удваивалось число рабочих часов, работали ночью; цены на все товары и заработки росли непомерно. Таким образом, начался быстрый рост производства, сопровождавшийся вечным спутником промышленного подъёма - инфляцией. Темпы последней не отставали от поражающих воображение темпов роста экономики, однако инфляция (прежде всего ассигнаций, стоящих к концу денежной реформы уже какие-то доли копеек) не вызвала падения вексельного курса, причиной чего стала фактическая изоляция русского денежного рынка от внешнего рынка.

Рынок внешний, в первую очередь международный финансовый, для нас накрылся «медным тазом» в начале 1831 года, когда произошел окончательный разрыв с Ротшильдами. Далее «плясать под их дудку» стало нецелесообразно и ущербно во всех отношениях. У правительства к этому времени уже были достаточные внутренние резервы, ранее бравшиеся кредиты исправно погашались, в принципе, развиваться мы могли бы даже в условиях полной автаркии.

Торговой блокады, правда, не произошло, полностью прерывать экономические связи с Россией Европе было совершенно не выгодно, да и влияние Ротшильдов и многих других банковских домов в европейских столицах серьезно пошатнулось. Хоть и опосредованно, но в этом был виновен я! А все благодаря «придуманным мною» купонным облигациям государственного займа, что у нас с 1829 года пошли главным образом на финансирование активно развертывающегося железнодорожного строительства. Когда вводился в обращение этот новый инструмент, то никто не предполагал, что европейцы эти ценные бумаги внутренних госзаймов так быстро обратят против главных финансовых воротил на континенте!

Помнится, что выпуск новых купонных облигаций государственного займа я с легкостью пробил у министра финансов Канкрина, задав ему один-единственный, но вполне резонный вопрос, а именно – «Зачем нам ссужать средства у европейских банкиров, если можно воспользоваться собственным, еще не початым резервом – внутренними облигационными финансовыми ресурсами населения?» Вслед и с оглядкой на Россию подобный вопрос, вероятно, возник и в европейских правительственных кругах. И тут началось!..