Декабристы-победители

– Послал, вероятно, – догадался государь. – То, что послал – похвально. Стало быть, в военную службу, – задумался император. – И куда именно? Вы говорите, коллежский секретарь, хоть и в отставке. Как ни крути – чин десятого класса. Штабс-капитану равен. Но штабс-капитана я ему точно, присвоить не могу. Даже в прапорщики нельзя. Какой он будет офицер и командир? К ополчению приписать, что ли…

– Не надо, Ваше Величество! – вскинулся секретарь. – Ему еще самое главное произведение создавать. В позапрошлом годе первая глава романа в стихах вышла. Это чудо! Вершина русской литературы! Мы уже заждались второй главы, а ведь должна быть и третья, и четвертая! Кто их напишет, если его убьют?

– Дормидонт Кузьмич, – укоризненно покачал головой Михаил Павлович. – Если поэт просится на службу, так должен понимать, что и убить могут. Вон Денис Васильич до генерала от кавалерии дослужился, хоть и поэт.

– Денис Васильевич – он гусар, что с него взять? А Пушкин – это Пушкин! Нельзя, чтобы Александра Сергеевича так просто убили, – упрямо заявил секретарь. – Меня – можно. И…

Императору показалось, что Дормидонт Кузьмич сейчас скажет «Ну и вас – тоже», но тот промолчал.

– Хорошо, – сдался-таки государь. – Вы что предлагаете?

– Возьмите его к себе, в канцелярию, – предложил секретарь.

– В канцелярию? – недоуменно сказал государь, еще раз взяв в руки прошение. – И что он будет в канцелярии делать? Пишет как курица лапой. А дело делать, так наслышан я… Отправил его Воронцов с поручением, проверить – как там дела в Бессарабии, где саранча прошла. Так он деньги казенные потратил, а в докладе написал… Что-то там про саранчу, которая села и все съела…

– Саранча летела, летела и села; сидела, сидела, все съела и вновь полетела, – немедленно процитировал Евстафьев.

– Вот-вот, – кивнул император, у которого при слове «съела» забурчало в животе. – Где я ему саранчу найду? Ладно, подумаем, что с вашим… нашим… великим поэтом делать, – смилостивился государь, отправляясь-таки в столовую.

Старый русофил князь Голицын перебрался во флигель, оставив государю всю резиденцию, а также кухню и повара. Теперь Его Императорское Величество был вынужден довольствоваться русской кухней. Все сытно, вкусно, но просто. Вот и на завтрак государю были предложены гречневая каша с увесистым куском свиного бока (не иначе, свинка приготовлена целиком, а не кусочками!) и блины с начинкой из рубленого мяса. Единственная уступка, сделанная государю, был крепкий чай, который он предпочитал кофию.

Кто бы еще года полтора назад сказал Михаилу, что он обойдется без лимбургских сыров, страсбургских паштетов, трюфелей и свежего винограда, то он бы… Смеяться б в лицо не стал – воспитание не позволяло, но сильно бы удивился. Теперь же одна только мысль об иноземных яствах перебивалась мыслью – а как там они? Елена, Сашенька? Дочка, верно, уже на своих ножках ходит. А ведь там и ходить-то негде – от одной стены камеры до другой…

Захотелось сделать что-нибудь. Ну, хотя бы стукнуть по столу кулаком так, чтобы все полетело вдребезги.

Михаил Павлович пришел в себя от странной тишины. Поднял голову. Лакей Терентий, имевший чин камер-фурьера, замер, зажмурив глаза, а фон Лямме, вытянувшись в струнку, показывал всем своим видом – скажи, государь! Ну, скажи, кому в глотку вцепиться?

Император отогнал наваждение, усмехнулся правой стороной рта.

– Извините, – бросил куда-то в пустоту. Переведя взгляд на адъютанта, спросил: – Что там у нас?

Фон Лямме – вот, что значит немец! – мгновенно взял себя в руки.

– На после завтрака, а если точнее – на семь тридцать пять, Ваше Величество, был назначен Его Высокопревосходительство Канкрин. Егор Францевич уже в приемной.

– Спасибо, Генрих Генрихович, – поблагодарил император, славящийся тем, что помнил имена-отчества всех ближних офицеров, а также и тех, с которыми ему довелось общаться.

Поблагодарив лакея (простым кивком, но и этого было много – обычно прислугу воспринимали как часть мебели!), император прошел в приемную, где его ожидал министр финансов.

Егор Францевич (по настоящему-то, Георгий Людвиг) – немец, да еще и лютеранин, был таким русским, что и среди природных русаков редко встретишь! Михаил Павлович уже многократно благодарил Господа, что во время восстания Канкрин оказался в Москве. До сих пор не было времени поговорить с министром финансов обстоятельно. Да и министерства как такового раньше не было. Егор Францевич собирал людей с бору по сосенке, вытаскивая толковых чиновников из губернских канцелярий.

В последнее время Михаил Павлович взял себе за правило – перед тем, как беседовать со своими министрами и ближайшими сподвижниками, изучить как следует тот вопрос, который собираются обсуждать. Не зря же он штудировал труд экономиста. Понятно, что министры знают свое дело в сто крат лучше, чем он, но выглядеть полным невеждой не хотелось!