Декабристы рассказывают...

Экзекуция кончилась так рано, что ее никто не видел; вообще перед крепостью не было народа. После экзекуции нас отвели опять в крепость, и меня опять в 1-й нумер равелина. Ефрейтор, который принес мне обедать, был необыкновенно бледен и шепнул мне, что за крепостью совершился ужас, что пятерых из наших повесили».

НИКОЛАЙ БАСАРГИН

«Всего превосходнее было то, что между нами не произносилось никаких упреков, никаких даже друг другу намеков относительно нашего дела. Никто не позволял себе даже замечаний другому, как вел он себя при следствии, хотя многие из нас обязаны были своею участью неосторожным показаниям или недостатку твердости кого-либо из товарищей. Казалось, что все недоброжелательные помыслы были оставлены в покинутых нами казематах и что сохранилось одно только взаимное друг к другу расположение».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЛАДИМИРА ШТЕЙНГЕЛЯ

«Когда по наложении покрывал и петель отняли подмосток и страдальцы всею тяжестию своею повисли, трое — Муравьев, Бестужев и Каховский — оборвались. Сейчас подскакал один из генералов, крича: «Скорей! Скорей!» Между тем Муравьев успел сказать: «Боже мой! и повесить порядочно в России не умеют!..»

Во время всей этой процессии, через каждые полчаса отправлялись в Царское Село, где находился государь, фельдъегери с извещением, что совершается все «благополучно». И в этот же самый вечер офицеры кавалергардского полка дали праздник на Елагином острове своему новому шефу — царствующей императрице — с великолепным фейерверком. Быть может, хотели показать, что несчастные не достойны ни участия, ни сожаления, и думали треском потешных огней заглушить стенание и плач глубоко огорченных родных…»

ДОНЕСЕНИЕ ПЕТЕРБУРГСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

«Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неуменью устраивать виселицы при первом разе трое, а именно: Рылеев, Каховский и Муравьев — сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему императорскому величеству всеподданейше доношу».

АЛЕКСАНДР МУРАВЬЕВ

«Ночь удобна для преступления, в два часа утра 13 июля приговор был приведен в исполнение. Несмотря на тайну, которою хотели окружить его, к казни на площадь собралось много народа. Мы имели счастье увидеться друг с другом во второй раз в течение 24 часов. Обнимались. Я бросился в объятия брата; увидев меня, он воскликнул: «И тебя также, мой дорогой Александр, они осудили погибнуть вместе с нами?!»

Нас ввели в каре, образованное войсками на площади, окружающей крепость. Она была покрыта гвардейскими полками. На одном из бастионов была видна возвышающаяся виселица, снабженная пятью веревками с затяжными петлями. Сняли форму с тех из нас, которые ее носили, бросили ее в огонь, сломали шпаги над нашими головами. Одетые в больничные халаты, мы были отведены в тюрьму. В то время, как мы покидали площадь, казнили наших пятерых мучеников…

Во время производства казни фельдъегеря мчались в Царское Село, император Николай поджидал совершения рокового акта, чтобы лечь в постель и уснуть. Один бедный поручик, солдатский сын, георгиевский кавалер, отказался исполнить приказание сопровождать на казнь пятерых, присужденных к смерти. «Я служил с честью, — сказал этот человек с благородным сердцем, — и не хочу на склоне лет стать палачом людей, коих уважаю». Граф Зубов, кавалергардский полковник, отказался идти во главе своего эскадрона, чтобы присутствовать при наказании. «Это мои товарищи, и я не пойду», — был его ответ».

Впечатления немногих очевидцев казни различаются. Очевидец — значит «видит очами», но как быть, если смотреть невозможно? Одни утверждали, будто Николай I хотел расстрела, но Бенкендорф сумел настоять на более «позорном» наказании — виселице. Согласно другому рассказу, Рылеев, когда его увещевал священник, взял его руку, поднес к сердцу и сказал: «Слышите, отец, оно не бьется сильнее прежнего». Говорили, будто Рылеев, сорвавшись с петли, крикнул начальствовавшему над казнью генералу Голенищеву-Кутузову: «Подлый опричник тирана! Дай же палачу свои аксельбанты, чтоб нам не умирать в третий раз». Осужденным приписывали и другие слова.

Тела пятерых были тайно похоронены.