Декабристы рассказывают...

Однако Сергей Муравьев-Апостол не хотел или не мог так обманывать своих. Он верит, что одна рота может увлечь полк. Начать с Черниговского. Ахтырский, Александрийский гусарский, а также Алексаполъский и 17-й егерский присоединятся, а в корпусной квартире их встретит 8-я дивизия и Артиллерийская бригада… Члены тайного общества, опираясь на бывших семеновских солдат, поднимут Тамбовский, Саратовский, Воронежский, Старооскольский, Кременчугский, Витебский, Курский полки и провозгласят свободу и равенство.

Надежда есть, крестьяне поздравляют восставших с Новым годом: «Да поможет тебе бог, добрый наш полковник, избавитель наш».

Много лет спустя немногие участники событий, которые могли рассказать о виденном, сообщали, что Сергей Муравьев-Апостол тронут был до слез, «благодарил крестьян, говорил им, что он радостно умрет за малейшее для них облегчение… Чувства сих грубых людей, искаженных рабством, утешали С. Муравьева. Впоследствии он несколько раз говорил, что на Новый год он имел счастливейшие минуты в жизни, которые одна смерть может изгнать из его памяти».

Зажечь соседей, однако, не удается.

Мозалевский с тремя солдатами в Киеве идет по указанным адресам, разбрасывая катехизис, и быстро попадает под арест.

Бестужев-Рюмин не может проехать в соседние полки и, с трудом избежав ареста, возвращается.

Артамон Муравьев не хочет поднимать ахтырских гусар.

Соединенные славяне ничего не знают, ждут, готовы действовать, но нет команды.

Тамбовский, Пензенский, Саратовский полки — везде члены тайного общества, везде бывшие семеновские солдаты, — но ничего не знают, ждут.

Восставшие движутся на Киев, до которого всего 35 верст, потом на Белую Церковь, затем — к Житомиру. Кругом пустота — ни своих, ни врагов.

Просвещенный помещик Пуликовский (в чьем владении, в Мотовиловке, остановился на день Черниговский полк) вспомнит потом:

«Бестужев довольно долго беседовал со мной и моей женой о знакомствах, которые он приобрел в виднейших семействах трех наших губерний. Он был в прекрасном настроении, полон лучших надежд на успех восстания.

Однако так как в этот день ночью мороз прекратился и настала порядочная оттепель, а от теплого дождя образовались лужи, то моя жена, смотря в окно на эту перемену погоды, сказала Бестужеву: «Если снова настанет мороз, то вы будете иметь, господа, очень скользкую дорогу».

На эти слова Бестужев побледнел, задумался и сказал: «Ах, пани, не может быть более скользкой дороги, чем та, на которой мы стоим! Однако что делать? Иначе быть не может…»