Декабристы

Юшневский помогал Пестелю в работе над «Русской Правдой», полностью поддерживал идеи о республике и военной диктатуре, был активным сторонником цареубийства^{76}. Не вдаваясь в вопрос об основных положениях программного документа Южного общества^{77}, заметим только, что он вполне отвечал политическим воззрениям Юшневского — отмена крепостного права декларировалась в нем в качестве неотложной меры.

Правда, Юшневский не был теоретиком заговора и не стремился, в отличие от Пестеля, в случае победы стать военным диктатором России. Сам Пестель видел его в новом правительстве на должности министра финансов^{78}. Многим декабристам, как на юге, так и в Петербурге, он вообще казался персонажем чисто декоративным, важным Пестелю лишь постольку, поскольку пользовался во 2-й армии уважением как генерал-интендант.

Собственно, в тайном обществе Юшневский действительно играл вторую роль; ни о каких его самостоятельных, не согласованных с Пестелем инициативах историкам неизвестно. Более того, за всё время пребывания в тайном обществе он принял в заговор лишь одного нового члена — служившего в тульчинском штабе армейского врача Фердинанда Вольфа. Даже младший брат генерал-интенданта Семен, чиновник канцелярии Витгенштейна, был принят в тайное общество Пестелем — без ведома родственника. Согласно показаниям самого Семена Юшневского, Алексей, узнав о его вступлении в заговор, не пытался противостоять Пестелю, «не удержал» брата «от необдуманного и пагубного шага»^{79}. Вообще до конца 1825 года Юшневский ни разу не позволил себе публично не согласиться с какой-либо инициативой Пестеля — по крайней мере сведений об этом не сохранилось.

Однако, анализируя документы, следует признать, что в деле реальной подготовки революции Юшневский был фигурой ключевой и знаковой. Очевидно, именно этим он и был интересен Пестелю. Без Юшневского все планы вооруженного выступления могли оказаться пустыми разговорами.

Давно известно, что декабристы планировали провести в России «военную революцию». Разрабатывая ее план, Пестель, безусловно, учитывал опыт дворцовых переворотов XVIII века: она должна была начаться с цареубийства. «Приступая к революции, — показывал Пестель на следствии, — надлежало произвести оную в Петербурге яко средоточии всех властей и правлений»^{80}.

Правда, Пестель понимал, что революция и дворцовый переворот — вещи разные: ему с единомышленниками предстояло ломать государственный строй, тогда как после дворцовых переворотов слома старой системы не происходило — просто на смену убитому монарху приходил его более или менее законный наследник. Существовала вполне реальная опасность, что наследник престола может двинуть на революционную столицу верные властям войска и задушить новорожденную российскую свободу. Отсюда уверенность Пестеля в необходимости убийства не только царя, но и всей «августейшей фамилии». Отсюда и идея поддержки революции силами 2-й армии. «Наше дело в армии и губерниях было бы признание, поддержание и содействие Петербургу», — показывал он на следствии^{81}. «Поддержание и содействие Петербургу» выражалось прежде всего в организации революционного похода сил 2-й армии на столицу.

Этот поход был важен Пестелю не только как тактический элемент. Представляется, что он был лично заинтересован в подобном «революционном действии». Пестель служил не в Петербурге, а в Тульчине, и в случае начала — без его участия — революции в столице его шансы возглавить будущее революционное правительство были минимальны. Между тем он, скорее всего, видел в этом качестве именно себя.

Историк С. Н. Чернов, суммируя большое количество следственных материалов, восстановил «концепцию переворота», замышлявшегося на юге. Согласно исследователю, переворот должен был осуществиться вне зависимости от того, состояли ли в заговоре командиры отдельных воинских частей. Армейское руководство в лице командующего армией и начальника штаба должно было или поддержать революцию, или подвергнуться аресту и уйти с политической сцены. «Головка армии» переходила, таким образом, в руки Пестеля и его единомышленников. «Из нее в недра армии начальникам крупных частей идут приказы. Их исполнение обеспечивается не только воинскою дисциплиною, но и военною силою тех частей, начальники которых примкнули к заговору».

Чернов справедливо утверждал, что переворот виделся Пестелю прежде всего как «война» — «с диктаторской властью полководца, которому целиком подчиняются все военные и гражданские власти до момента полного упрочения победы». Правда, исследователь довольно скептически оценивал этот план, называя его «военно-бюрократическим» и «нежизненным»^{82}.

Конечно, если исходить только из показаний декабристов на следствии, скепсис Чернова вполне обоснован. И Пестель, и другие главные действующие лица заговора на следствии достаточно подробно повествовали о тактике «военной революции». Но не существует ни одного показания о том, как конкретно декабристы собирались брать власть в России.