Декабристы

Следует отметить, что «спокойный разум осторожного политика» в полной мере стал проявляться в Юшневском именно тогда, когда он стал заговорщиком и практически одновременно армейским генерал-интендантом. Конечно же, он хорошо понимал, что если его конспиративная деятельность будет следователями увязана с деятельностью служебной, то это вызовет для него весьма печальные последствия. Оповещенный о готовящемся аресте, он имел достаточно времени сжечь свои документы, в том числе, очевидно, и служебные^{116}. Во всяком случае, в фондах Российского государственного военно-исторического архива не сохранилось практически никаких бумаг, вышедших из недр его интендантской канцелярии, а потому деятельность генерал-интенданта нам сегодня приходится восстанавливать по документам, отложившимся в бумагах других высших должностных лиц 2-й армии и Военного министерства. На основании этих сведений о Юшневском-интенданте можно составить лишь приблизительное представление.

Из этих разрозненных бумаг можно попытаться сделать вывод о «почерке» генерал-интенданта, возглавлявшего антиправительственный заговор. Как в 1826 году установило следствие, ни один из чиновников интендантского ведомства 2-й армии, кроме самого генерал-интенданта, в заговоре не состоял. Очевидно, Юшневский был крайне осторожен и не желал, чтобы в его собственном ведомстве подозревали о его тайной деятельности.

Конечно же, он хорошо помнил печальную участь своего предшественника: ни в коей мере не будучи заговорщиком, пользуясь поддержкой командующего Беннигсена, тот всё равно пал жертвой доноса. Начало же революции неминуемо должно было привести к перераспределению провианта и большим тратам. Юшневский не мог не учитывать возможность подобного доноса на себя. Видимо, именно поэтому генерал-интендант сократил до минимума свой штат и старался все дела вести самостоятельно^{117}.

Он всеми силами старался оградить себя от контроля со стороны начальства, умело пользуясь тем, что все его предшественники на посту генерал-интенданта продержались совсем недолго и просто не успевали составить годовые отчеты по своему ведомству. Приняв должность, Юшневский начал активно заниматься составлением отчетов за прошлые годы, начиная с 1816-го. Отчитываться же за собственную деятельность на этом посту он не спешил — в конце 1825 года с гордостью сообщал, что отчет за 1822 год «имеет быть» «подан в будущем сентябре»^{118}.

Впрочем, если эти отчеты действительно были составлены, в бумагах интендантства 2-й армии они не сохранились. Не удалось их обнаружить и среди документов высших органов армейского управления. Начальник же штаба 2-й армии генерал Киселев утверждал в 1825 году, что за пять предшествующих лет на содержание составлявших отчеты чиновников ушло свыше 25 тысяч рублей, «сочтено» же было «только 4 месяца 1816 года»^{119}. В любом случае деятельность генерал-интенданта за 1823–1825 годы оказалась вовсе не подотчетной его начальству.

К концу 1819 года в тульчинском штабе окончательно сложился круг людей, имевших возможность влиять на армейскую политику. Сложилась и система отношений этих людей с новым командующим и друг с другом. Безусловно, и Пестель, и Юшневский не только входили в этот круг, но и — благодаря «доверенности» Витгенштейна — занимали в нем лидирующие позиции. Их главным, если можно так выразиться, деловым партнером стал начальник армейского штаба генерал Киселев.

Связи Киселева с южными декабристами, в частности с Пестелем, неоднократно становились объектом пристального внимания историков^{120}. Их интересовало прежде всего, насколько Киселев был посвящен в дела Южного общества в целом и Пестеля-заговорщика в частности, был ли он информирован о заговоре в тульчинском штабе. Некоторые исследователи убеждены, что «генерал Киселев знал о существовании тайного общества и довольно активно ему помогал»^{121}. Другие, напротив, считают, что подозрения в «потворстве заговорщикам» совершенно несправедливо пали на начальника штаба, ничего не знавшего о тайных обществах^{122}.

Второе мнение вряд ли верно. По меткому замечанию А. С. Пушкина, «о заговоре кричали по всем переулкам», не знали о нем только «полиция и правительство». Анонимный доносчик на Киселева в 1826 году справедливо утверждал, что для раскрытия тайного общества в Главной квартире армии достаточно было бы «и ленивого любопытства»^{123}.

Киселев, несомненно, о заговоре знал и сочувствовал ему. Он читал «Русскую Правду», покровительствовал многим участникам тайного общества, в 1822 году позволил своему адъютанту Бурцову уничтожить случайно попавший в руки армейского командования список заговорщиков. Вообще южных декабристов и Киселева объединяла не только личная симпатия, но и общность взглядов. Начальник армейского штаба был убежденным вольнодумцем: и в России, и в армии ему многое не нравилось.