Семен Никифорович похолодел. Он вспомнил, как еще в его родном Учреждении служащие вели между собою разговоры о каком-то неотвратимом возмездии. Причем, разговоры эти велись совершенно кулуарным образом, с соблюдением какой-то непонятной таинственности и секретности, в очень ограниченных группках дружественных между собою сотрудников. И когда время от времени вдруг неожиданно и бесследно исчезал кто-либо из сотрудников Учреждения или доходили слухи о таком же исчезновении сотрудников других братских Учреждений, в кулуарах проходил испуганный шелест: "...неотвратимое возмездие ... неотвратимое возмездие ... свершилось!". И вот теперь Семен Никифорович очутился в самом средостении этой неумолимой стихии, которая материализовалась в целой инстанции - Инстанции Неотвратимого Возмездия - ИНЕВОЗ! "А ИНЕВОЗ и поныне там!" - почему-то ни к селу, ни к городу промелькнуло в Семен Никифоровичевой голове. Ему уже не хотелось уточнять у пана Канцлера - сон это или не сон. Он совершенно ясно (хотя бы даже и во сне!) понимал, что тот снова наплетет ему что-то про быстрый или медленный сон или про еще какую-нибудь подобную чепуху. И в довершение всего выставит круглым дураком. "Мне снилось, что я спал. Но я на этот счет не заблуждался..." - всплыл откуда-то из его глубокого подсознания обрывок давно позабытого стиха. Враждебность всех Инстанций, да и всей Тайной Канцелярии, и, вообще, Зоны Эксперимента стала для товарища Маузера абсолютно очевидным, совершенным фактом и наполнила его душу неизбывным разочарованием. Но, одновременно, он испытывал в душе и нечто вроде удовлетворения от того, что Канцлер сбросил, наконец, свою личину, явно проявил свою враждебную сущность и уже не завлекает его лживыми россказнями о награждении орденом и еще уж я не знаю, там, чем.
- А, между тем, у нас до вас имеется дельце! - нарочито весело и с фальшивым дружелюбием, улыбаясь своей мерзкой улыбкой и посверкивая взглядом, от которого кровь стыла в жилах, прошипел пан Канцлер. - И дельце это - вот какого, понимаете ли, рода. Дельце-то, видите ли, в том, что мы заметили в продолжение Собеседований прошедшего Дня, что вы, пан Маузер, оказывается, не верите в Вечную Жизнь. В Вечную Жизнь он не верит! Мы, знаете, были поражены. Да нет! - потрясены мы были! Ведь мы всегда возлагали на вас определенные надежды. Как на серьезного, ответственного и свидомого державного службовца. Как же это вы, пан Маузер, пан Маузер!, - с вашим-то опытом, не догадались, что пан Фригодный является в данном конкретном случае всего-навсего нашим орудием? Орудием Воли Эксперимента? И нам нужно было всего лишь ваше искреннее согласие с его доказательством Вечной Жизни. Искреннее всего лишь согласие! Ваше согласие лишь! Но его-то мы как раз и не получили. Вам, видите ли, было мало предоставленных свидетельств! Так мы вам сейчас, здесь же, в ИНЕВОЗе представим неоспоримое-таки доказательство, что Вечная Жизнь существует.
Находясь все еще под впечатлением трактата о Вечной Жизни, исполненного Сократом Фригодным, Семен Никифорович не выдержал:
- Каким же это, позвольте вас спросить, образом?
- "Ка-ким-же-это-поз-воль-те-вас-спро-сить-об-разом" - пере-дразнил Семена Никифоровича Канцлер и покрутил в воздухе своим длинным прутом ("Это он меня запугивает!" - догадался товарищ Маузер), после чего прошипел: - У нас, знаете, имеется масса способов для неоспоримых доказательств! Вы, наверно, уже позабыли о всемогущем устройстве "Черная Кнопка"? Так мы вам напомним. Вот она - наша любименькая Черненькая Кнопочка! - Свободной от прута рукою Канцлер нежно погладил всемогущее устройство. - Да мы имеем и иные возможности. Вот, например - первое, что приходит в голову: сейчас мы казним вас смертною казнию и после нее - после казни-то! - вы и увидите сами - воочию увидите!, что Вечная Жизнь существует.
- Как это "казните"?! - взорвался Семен Никифорович, - Ведь для этого нужно иметь хотя бы малейшее основание. Да и смертная казнь у нас отменена. Вам что, это неизвестно?
- Что отменена - это особого значения не имеет. А основание... Что ж - тут вы правы. Но знаете, что я вам скажу? - основание всегда находится, когда в нем возникает необходимость. И в вашем случае такое основание совершенно очевидно. Это преступное сокрытие вами своей сущности. Почему вы скрыли от нас, что на самом деле вы Петренко, а никакой не Маузер?