— Ваши путешествия были бы невозможны, если бы не уничтожение моего народа. Однажды мы были великой цивилизацией. Наши дети катались на солнечных вспышках, наши исследователи проникали в штормы солнечных пятен, по размеру в двадцать раз превышавших эту планету. Будучи чистой энергией, мы жили на поверхности нашего солнца.
— Вы жили на солнце? — спросил Доктор. Он был озадачен ещё сильнее.
— Пока ваш народ не взорвал нашу звезду, чтобы воспользоваться её энергией и стать повелителями времени. С тех пор мой народ существовал лишь как фоновое излучение Вселенной. Так было до тех пор, пока я не оказался на Земле, в солнечной антенне первой солнцеловки. С тех пор я управляю человечеством ради одной лишь цели — оно должно стать моей армией в завоевании времени и полном уничтожении повелителей времени.
Забытый солярианином, капитан Йейтс потянулся к оружию. Пули взорвались в воздухе, не долетев до существа.
— Верен себе, то горького конца, — презрительно фыркнул Гелиос.
Лиз смотрела, как Йейтса постигла та же судьба, что и инженера Сайлоу.
Воспользовавшись тем, что солярианин отвлёкся, Доктор схватил овощные часы и швырнул их в голову существа. Солярианин закричал и исчез, рассыпавшись искрами.
— Как я и надеялся, — сказал Доктор, поднимая с пола обгоревшую картофелину. — Картофель поглотил микроволновые узы, удерживавшие Гелиоса. Его морфические резонансы были необратимо фрагментированы. Кому чипсов?
Лиз Шо тяжело опустилась на стул:
— Но излучения было больше, чем могла поглотить картофелина.
— Да. Остальная часть Гелиоса, вероятно, была собрана Солнцеловкой.
— То есть, она теперь часть энергосистемы?
Доктор был мрачен. Он посмотрел вниз на протез ноги — всё, что осталось от капитана Йейтса. Он не чувствовал себя героем. Обвинения Гелиоса были правдоподобны. Повелители времени использовали его для прикрытия одного из своих преступлений. Однако он понял, что худшее ещё впереди. Он наконец-то понял, почему не открывался контейнер с сообщением.
Вернувшись к компьютеру, Доктор осмотрел консоль ТАРДИС. Под руководством директора прогресс Лиз Шо в экспериментах с путешествием во времени был тревожно большим.
— Делайте то, что нужно, — сказала Лиз, кивая в сторону консоли. — Можете теперь улетать. Я тут сама разберусь. Без директора в Элите Власти будет смятение. Я могу воспользоваться этим. Вместе с «Новым Иерусалимом» я могу построить новый порядок.
— Нет, Лиз, — сказал Доктор. — Было слишком много мировых порядков. Ничего из этого не выйдет. Понимаете, когда этот контейнер не открылся, я понял, что он предназначен не вам. Вернее, вам, но не этой. Боюсь, что это будущее не должно существовать. И его не будет после того, как я вернусь.
— Вы не можете так поступить! — закричала Лиз. — Вы не можете отобрать у меня всё, чего я достигла.
Она вызвала охрану. Доктор не стал делать вид, что управляет ТАРДИС. Он просто послал телепатическое сообщение повелителям времени.
Когда Доктор дематериализовывался в вихрь, он стал свидетелем последнего ужаса. Поскольку капитан Йейтс не вернулся, его подчинённые предположили, что он был схвачен. И теперь, в качестве последнего жеста неповиновения, они взорвали свои ракеты. Солнцеловка испарилась в грибе ядерного взрыва.
Грозовые тучи. Гром. Пустая дорога.
На ярком «Фольксваген-Жук» она переезжает через Вестминстерский Мост, свернув в сторону от Дома Парламента к подземной парковке. Она стоит на фоне входа в пустой коридор. Она идёт по коридору. У неё угрюмое лицо. Её туфли щёлкают по линолеуму. Туфли, лицо, туфли, лицо. Раскат грома. Она распахивает дверь; там за столом сидит бригадир. Она швыряет конверт на стол. Она бьёт по столу кулаком. Фарфоровые чашка и блюдце подпрыгивают от страха.
Она едет на машине обратно домой. Найтсбридж.
В хранилищах Министерства её карточка пробита с пометкой «Уволена» и автоматически каталогизирована.
Она швыряет на свою кровать чемодан. Запихивает в него одежду. Проверяет авиабилеты. Смотрит на фотографии. Кения. Пальмы зелёные, пуансеттии красные.
Многоэтажки за окном покачиваются на ветру.
Она падает на кровать.
Сознание покинуло её. Её усыпили газом. Она просыпается, наощупь пробирается к окну и открывает шторы. В деревне она узнаёт Портмейрион в Северном Уэльсе, в котором она несколько раз отдыхала. Но теперь улицы кажутся более узкими, темнее, более зловещими. Как в еврейском квартале в Праге. Она была в Праге, преподавала английский язык как иностранный. Лежащий на столе ломоть свинины обращается к ней:
— Что тебе нужно? — спрашивает он.
— Информация. Мне нужна информация.
— Ты её не получишь.
Она бросается на свинину со штыком, настоящим штыком британской армии. Монстр пронзён. Она осматривает его: землистого цвета, похожее на крысу, словно из Кафки.
— Я не завишу ни от кого, я свободная ветчина, — заявляет кусок свинины.