— Ах, он мне потом уже это объяснил, пока я с трудом отходила от своего разочарования. Его сказочная красота влекла к себе дам, они составляли основную часть его публики. Кабы они узнали об этом его секрете, они были бы разочарованы почти так же, как я, и, возможно, перестали бы посещать спектакли с его участием, у него сильно упали бы сборы. Посему он прицепил себе эту штуковину; мало того, он платил немалые деньги всяким хористкам и артисткам кордебалета, чтобы они распространяли слухи о его любвеобильности и о чрезвычайных физиологических достоинствах, что они исправно и делали. Того же всего лишь он хотел и от меня. Господи, лишь за этим, вы понимаете, лишь за этим он меня и… — Она чуть не плакала.
Остальные же, напротив, весьма развеселились. Последовали самые нескромные реплики. В общем, от недавнего дурного расположения не осталось и следа.
Фанты на завтрашнее пети-жё на сей раз раздавала Ми, за полной неспособностью Евгеньевой отойти от тех своих давних воспоминаний. Она утиралась платочком, видимо, заново и заново переживая те мгновения несостоявшейся любви.
Фант выпал профессору Финикуиди, немало озадаченному этим обстоятельством.
На том вечер, однако, увы, не закончился. Когда все уже собрались расходиться, в залу, вся в смятении, вбежала Дуня и проговорила:
— Там… Там, у себя в нумере… господин Кляпов… удавился…
…Несмотря на усилия всех дипломатов Европы, большая война, кажется, не за горами.
Что ж, остается надеяться, что сия война окончательно задушит революцию волною патриотизма.
…Тут и там раздается: «Боже, царя храни!», «Мы победим!», «Бей немчуру и австрияков!», «С нами Бог!»
Из провинции доходят слухи, что тамошние патриоты подвергают побоям и поруганию краснобаев-либералов всяческих мастей.
Многие из тех, кто не призван по мобилизации[51]
, добровольно записываются в армию.…В случае начала войны нет никаких сомнений в нашей скорой и сокрушительной победе.
Россия выйдет из этой войны очищенной от скверны безверия и революций…
– —
ГЕН САМСОНОВУ
СРОЧНО
ПРОШУ ОТЧЕТА ПО КВАРТИРОВАНИЮ АРТИСТОВ КАЗАЧЬЕГО ХОРА
ЖИЛИНСКИЙ
– —
ГЕН ЖИЛИНСКОМУ
ХОР РАСКВАРТИРОВАН ЗПТ УЖЕ НАЧАЛ ДАВАТЬ ПРЕДСТАВЛЕИЯ
СНАРЯДЫ ДЛЯ ГАУБИЦ ПОКА НЕ ПОСТУПИЛИ
САМСОНОВ
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Сколь это мне не претило, я считал для себя должным выполнить свое обещание — не позволить мерзавцу Кокандову умереть голодной смертью, поэтому, прихватив кое-что с завтрака, поднялся наверх и направился к его нумеру.
На мой стук в дверь не последовало никакого ответа. Я толкнул ее, и она открылась.
Кокандова в нумере не было, там была лишь Дуня, производившая уборку.
— Где он? — спросил я
— Кто?.. — как-то испуганно спросила она.
— Господи! Кокандов, разумеется.
— К-какой К-кокандов?..
— Не понимаю, о ком вы это спрашиваете? — донесся сзади голос неслышно подошедшей Амалии Фридриховны. — Вдруг «вспомнила»: — А, да, да, припоминаю — господин Кокандов… Это тот господин, который прибыл сюда как за пару часов до вас. Так вы же, должно быть, помните, что он вышел прогуляться как раз перед сходом ледника, и именно в ту сторону. Правда, Дуняша?
— П-правда…
Амалия Фридриховна притворно вздохнула:
— Бедняга. Теперь уже вряд ли найдут.
Все было ясно. На секунду-другую во мне проснулся государственный прокурор, который в подобных случаях обязан действовать, независимо от личности убиенного, но он, этот прокурор, едва пробудившись, тут же и улетучился, освободив в душе место для живого человека со своими пристрастиями. Да, я уже ощущал себя в отставке и лишь теперь понял, как теснил дыхание этому живому человеку тот воображаемый мундир.
Хозяйка, пристально глядя на меня, спросила:
— Вы разве, Петр Аристархович, не помните, как он уходил на ту злополучную прогулку?
Если и была у меня досада, то лишь оттого, что перед своей «прогулкой» Кокандов унес с собой какую-то тайну, связанную с Клеопатрой и с убийством Ряжского. (Впрочем, на сей счет я тоже имел кое-какую версию, нуждавшуюся лишь в некоторой проработке.)