Декамерон шпионов. Записки сладострастника

И он аккуратно положил мне в руку записочку, сделал это очень ловко, словно провел моментальную передачу где-нибудь на базаре в Багдаде. Что ж, тонкую шутку Учителя я оценил: не суйся со свиным рылом в калашный ряд! И вдруг я разглядел грешников, вмерзших в лед озера последнего круга. Изумлению моему не было предела: там возлежал весь цвет русской культуры: Толстой, Достоевский, Булгаков, Мандельштам. Неожиданно я увидел Солженицына, которого лично вывозил на самолете в ФРГ и передавал Беллю, там же и Сахаров, и фигуры поменьше, хотя не менее уважаемые: Евтушенко, Окуджава, Белов и Распутин, много, много мелькало знакомых и прекрасных ликов.

— За что же?! — возопил я. — Это же наша гордость, это наши самые смелые и чистые умы!

— В этом-то их и беда! — ответствовал Учитель. — Если бы они гребли под себя, лицемерили и врали, им бы повезло и они попали бы, возможно, даже в круг первый. Но они были искренни и смелы, народ им верил и шел за ними в порыве лучших чувств. И что из всего этого получилось? Разве вам не известно, Мисаил, что дорога в Ад вымощена добрыми намерениями?

И вдруг вылез из-подо льда грозный протопоп Аввакум, борода у него развевалась, как огненное пламя, он гремел, гудел, как колокол, перепонки мои чуть не лопнули от вопля: «ВЫПРОСИЛ У БОГА РОССИЮ САТАНА!»

Я вздрогнул и повернулся к Учителю. Рядом со мной в кресле самолета безмятежно сидела Роза. A Rose is a Rose is a Rose is a Rose is a Rose is a Rose.

— Что ты такой взъерошенный?

— Ничего. Просто задремал.

Я уже обдумывал возражения Учителя по операции «Манна».

— Я все размышляю по поводу «Манны небесной»… — мягко начал я спускать идею на тормозах, — не слишком ли трудоемкая задача? А что если заменить нашу «манну» на мочу?

— Ты с ума сошел! — возмутилась Роза. — Население просто придет в восторг, а не восстанет. Вся страна помешалась на уринотерапии, мочу пьют, ею мажутся, в ней купают детей!

— Мне кажется, мы поступим негуманно! — повторил я Учителя.

— Что с тобой? — она положила ладонь на мою правую руку, но я отдернул ее. — Ты рассуждаешь, как гнилой интеллигент, как вшивый либерал, как жалкий правозащитник, наконец!

— Тем не менее у меня возникло много сомнений… — впервые за все время я резко возразил Розе.

Вдруг она ударила меня по лицу. Я пересел в другое кресло, и мы не разговаривали до окончания перелета, более того, впервые за все время я почувствовал к ней неприязнь.

…Такси с бедуином за рулем. Таксист, распознав в нас русских, на смеси всех языков ударился в политическую дискуссию: Россия — ноу, Америка — ноу! Русские-руссо: оружие, водка, женщины и мафия. Эти четыре пункта, изложенные бедуином, показались мне весьма значительными, безграмотный водитель провел анализ потрясающей силы, боюсь, так далеко не смотрел никто из наших руководителей, даже все мое ведомство было бессильно так точно сформулировать суть сложившейся ситуации. Голос народа, подумал я, нельзя от него отрываться. Вдруг вспомнил, как однажды в Москве, отпустив машину, не смог ни позвонить из телефонной будки, ни войти в метро: не знал, что куда совать и бросать. Работа засасывала, не давала смешаться с массами, понять их повседневную жизнь, это беда всех, кто у руля.

Отель «Нил» располагался недалеко от набережной, хорошие четыре звезды, рядом — злачные места, целый муравейник торгашей алебастровыми фигурками, расписанными золотом кошельками и прочей кожей, папирусами, сухой суданской розой под названием каркаде, которая, если заваривать по утрам и пить вместо кофе, продлевает жизнь до ста двадцати лет к неудовольствию ожидающих наследства родственников.

Четыре часа дня. Несусветная жара, по набережной мимо пыльных пальм на сумасшедшей скорости шпарили фиакры с хохочущими арабами, похожими на кочегаров. В кафе тихо щебетали черноокие арабки-студентки с незакрытым лицом и в белых платках. В нашем отеле проходил парад мод, и, дабы клиенты не слишком увлекались мелькающими задиками, старый араб с менторским обликом рассказывал, что первая в мире обувь появилась в Египте аж за двадцать веков до Рождества Христова.

— Извини меня… — Роза стояла рядом, она улыбалась, явно заискивая передо мной.

Я пожал плечами, дав понять, что не принадлежу к категории обидчивых дураков, но и не намерен терпеть мордобой.

— Давайте пойдем в Карнакский храм, — предложила Роза. — Я посмотрю на места своего детства.

Опять этот бред. Батов охотно согласился, запрыгал эдаким живчиком, зашмыгал своей картофелиной. Замечу, Джованни, что, прибыв в Луксор, где, по идее, находились Гусь и Гремицкий, мой приятель не проявил никакого желания их разыскивать, впрочем, с самого начала было ясно, что он не верил ни в какие диверсии, а просто затеял развлекательную поездку за счет службы. Карнакский храм словно был создан исполинами для исполинов, многие считают, что строили его гиганты-инопланетяне. Дорога сфинксов: каменные уроды с бараньими головами по бокам, почетный караул мертвецов, колоссальный пилон, палаццо колоссов, игрушечное озеро, огромный гранитный жук скарабей, символ жизни и смерти. Храм Амона.