Декамерон шпионов. Записки сладострастника

Я задумчиво шагал по любимой Москве, в то время по ночам еще редко убивали, наоборот, порой подходили добродушные пьяные, просили закурить и объяснялись в любви. Внимательно поглядывал по сторонам, наконец мне попалось случайное такси, на нем я добрался до Пушкинской площади, а оттуда, проверяясь в переулках и дворах, добрел до дома.

План операции «Голгофа» был представлен Юрию Премудрейшему ровно через месяц, он распадался на четыре этапа:

1. Системный развал существовавшего политико-экономического устройства страны.

2. Переворот и форсированное внедрение «дикого» капитализма.

3. Углубление хаоса и неразберихи в целях мобилизации озверевших масс на борьбу с властью под социалистическими лозунгами.

4. Свободные выборы и создание истинно социалистического (коммунистического) правительства.

5. Вся операция проводится под контролем КГБ.

Прости мой канцелярит, Джованни, бурный XX век полностью загубил живой язык: если вдуматься, что означает «системный», «форсированное», «мобилизация»? И загадочное слово «хаос» одинаково ассоциируется и с непознаваемым космосом, и с обыкновенным бардаком, где безумствует коллективный секс.

Мы на ходу корректировали этот общий план, сухой скелет все больше обрастал мясом, и проблемы, как обычно, упирались в людей с широким складом ума, их не хватало, тем более что в политбюро (нечто вроде вашей Синьории, Джованни) преобладали вельможи весьма почтенного возраста. Правда, Учитель подталкивал вперед Михаила Рулевого — прозвище это он получил, благодаря своему умению рулить в любую сторону с одинаковым старанием и добрыми намерениями. Как поют у нас наши менестрели: «Пароход уперся в берег. Капитан кричит: «Вперед!» Как такому раз… гильдяю доверяют пароход?»

— Конечно, я мог бы уже сейчас раскидать всех уважаемых динозавров: и Черненко, и Гришина, и Соломенцева, и Щербицкого с Кунаевым, — говорил Юрий Премудрейший, — однако наш план должен иметь заряд, так сказать, притягательного идиотизма. В любом случае следует сохранить в руководстве этих милых ретроградов-старичков, это разожжет в народе страсть к реформам… Это все равно что подержать человека в клозете, где кто-то уже порядком постарался. На первом этапе нужно пробудить силы, загнанные в подполье. По сути дела: чем социализм отличается от капитализма? Капитализм, провозглашая свободу и демократию, дает волю всем самым темным человеческим инстинктам. В нынешней системе мы жестко и крайне неумело зажали в тисках мерзкую душонку человека, поэтому, поверьте, стоит нам лишь немного открыть шлюзы, как все дерьмо тут же вырвется на самый верх! Рынок, свобода, болтовня, и к черту государственную монополию на водяру, пусть пьют на полную катушку! Но не сразу, конечно, в начале, наоборот, надо поприжать, подзаломить ручки.

Так рёк Учитель.

Вдумайся в эту простую мысль, Джованни, и скажи мне: читал ли ты или видел лично политика такого масштаба? Разве не похожи на ненужный хлам герои твоих непревзойденных новелл — и короли, и вельможи, и пираты, и синьоры, и крестьяне, и ростовщики, и ремесленники, и купцы, и монахи, и слуги, и артисты, и врачи, и бродяги, и некроманты, и куртизанки? Учитель не беспокоился о первом этапе плана: в стране, где десятилетия угрюмо преподавалась политэкономия социализма (загадочная наука о загадочной системе), естественно, отсутствовали истинно образованные экономисты, понимавшие толк в рынке, к этому хлебному делу присосалась еще масса полных идиотов — так что экономический развал страны при введении свободного рынка был неизбежен.

Обсуждали мы, как говорится, кадровые проблемы. Много звучных имен прошло через нас, и большинство заняли свою нишу в операции. Смешно, Джованни, но те имена, которые пробуждали народ, словно звук горна (вроде Попова, Станкевича или Артема Тарасова), ныне забыты или почти забыты. Многих уже прикончили, остальных прикончит история. Забвение поглотит всех. Впрочем, так бывало во все века. Разве во Флоренции кто-нибудь ныне помнит грозного в твои времена Угуччоне делла Фаджиолу, сперва завладевшего Пизой, а затем Луккой, куда его впустила гиббелинская партия? А кто знает имя Готье, герцога Афинского, деяния которого ты переживал в своем родном городе, или поддерживающие его пополанские семьи Перуцци, Аччаюоли, Антеллези и Буонаккроси? Все мы, даже самые великие из нас, — лишь факиры на час, Джованни, и не надо обольщаться ни своим могуществом, ни гениальностью, время все превращает в прах, и нет ничего слаще сиюминутной жизни.