Декан Слизерина

Нуменгард оказался целым островом неземной красоты. Викинг переводил его название как «Западная земля» или «Земля Рока» - по легендам именно в этом месте заканчивался Мидгард. За горизонтом, согласно сказаниям, земля обрывалась в бесконечную пропасть, уходящую в Хель и самые основы мироздания. И Сев мог понять варягов: здесь, казалось, мир застыл в безвременье, вечно оставаясь таким, каким некогда сотворили его боги.

Точку прибытия викинг выбирал явно с умыслом: вид с высокого гольца открывался такой, что у Сева дух захватило. На западной оконечности острова гордо вздымались горы. Вершины белели снежными покрывалами, чуть ниже серела туманная дымка. На подножия волной набегал густой хвойный лес, даже издалека выглядевший диким и первобытным. Вековые деревья мрачной стеной уходили на север, где терялись в тумане. На востоке тоже виднелись хребты, но не такие высокие, как западные, и потому практически покрытые лесом. Зеленое буйство вплотную подходило к реке, столь широкой, что Сев сначала подумал, что это огромное озеро. Несколько островов самых разных очертаний и размеров так же были покрыты ельником, и лишь у самой кромки воды деревья уступали место каменистым пляжам.

Между рекой с востока и лесом с запада лежала заснеженная равнина. Она тянулась на север, и терялась в дымке размытого горизонта. Единственное, что указывало на присутствие здесь разумных существ, - это выложенная серым камнем дорога, прихотливо вьющаяся по равнине. Вдоль нее торчали какие-то столбики, и, приглядевшись, Сев с удивлением признал знакомые защитные стелы, которыми был окружен некро-Хогсмид в Запретном Лесу. Но в отличие от тех, здешние стелы сияли голубоватыми рунами постоянно, без видимого присутствия рядом кого-либо живого.

Но больше всего завораживал не кипящий первобытным буйством ландшафт, не пронзительно-синее небо, и не ощущение застывшего времени. Удивительнее всего в Нуменгарде был свет и... воздух.

Бывают дни, когда солнце подернуто дымкой, необычного цвета облаками или, как чаще всего бывает после дождя в сумерках, светит неярко сквозь призму мелких капелек воды. И тогда привычный мир начинает играть новыми красками, не виданными доселе оттенками и контрастами, чудится то искажение перспективы, то время, сбившееся с привычного размеренного течения, и сладко-волнующе сжимается сердце в неясном предчувствии. Вечные "сумерки" Нумергарда словно растворяли окружающее великолепие в зыбкой ирреальности, растушевывали четкие линии, меняли цвета. Дымчатая голубизна гор вдруг оборачивалась глубокой синевой, а в следующую секунду, стоило лишь моргнуть, нежила взгляд розовато-сиреневой палитрой.

А воздух... Ах, этот неповторимо вкусный воздух, свежий, чистый, как горный родник, разгоняющий кровь по жилам не хуже хорошего вина, желанного поцелуя и стремительного полета! Такой бывает лишь после летней грозы, лихой, живительной, вызывающей благоговейный ужас. Один глоток этого воздуха – и сердце бьется быстрее, и кажется обновленным не только мир, но и сама душа.

- Утьвлятьибтуюмэмэ!.. – восхищенно выдохнул Сев. Перевел взгляд на притихшего викинга. – Красота-то какая!..

Джо задумчиво на него посмотрел и молча кивнул. Была ли виной тому волшебная игра света и тени, или на О'Леннайна подействовала магия родных мест, но он впервые на памяти зельевара выглядел не кряжистым недоумком, а... викингом. Плечи распрямились, серые глаза потемнели от горечи прожитых нелегких лет. Джо пристально вглядывался в лицо спутника, чуть вздрогнул, заметив на губах у того легкую улыбку, совершенно не свойственную привычному Северусу, и резко тряхнул головой:

- Идем, надо успеть до темноты.

- Что бы с тобой сделать? – задумчиво вопросил Снейп у связанного Петтигрю. – Память тебе не сотрешь, в Отделе Тайн умеют восстанавливать уничтоженные воспоминания, а ты слишком много знаешь... Убить? А куда потом труп девать? Трансфигурация и у меня, и у Поттера по качеству та еще. И одного тебя не оставишь, чтоб позвать кого-нибудь из нашей теплой компании...

Питер испуганно сжался на неудобном стуле, куда его водрузили заговорщики. Хоть он был трусом, перебежчиком и приспособленцем, дураком Петтигрю не являлся. Он понял намного больше, чем было сказано при нем, сделал выводы и оценил масштабы лужи, в которую вляпался. Лужа была большой, глубокой и вонючей, поэтому Питер старательно прикидывался ветошью.