– Не возражаешь, если я взгляну? – снова спросил он.
– Разве гребаное небо голубое? – так же ответил я вопросом на вопрос.
Но тут же успокоился и услышал, как Белла захихикала.
– Ладно, в любом случае, оно черное. Сейчас ночь, и небо никак не может быть голубым.
Его взгляд посерьезнел, когда он смотрел на меня, явно недовольный моим поведением. Тем не менее он ничего не мог поделать с этим. – Извини, но просто так я не могу вас отпустить, не после того как ты намного превысил скорость. Здесь стоит ограничение 35 м/ч, а вы ехали…
– Шестьдесят три, – сказал я одновременно с тем, как он произнес «шестьдесят один». – Черт, ладно. Уговорил, шестьдесят один.
Белла фыркнула, стараясь не рассмеяться, и офицер посмотрел на нее с подозрением.
– Ребятки, вы пили? – спросил он.
Я сухо рассмеялся. – Еще нет, но если вы будете так добры, офицер, и выпишете мне квитанцию, я смогу доставить свою задницу домой и начать – один или два глотка водки сейчас бы мне не помешали.
Он зыркнул на меня и уставился в свой блокнот. Написав что-то в нем, он протянул мне квитанцию на подпись. Я расписался, он оторвал корешок от квитанции и отдал мне.
– Дата суда внизу.
Я кивнул. – Спасибо, но в этом нет необходимости. Я все улажу до суда.
– Притормаживай на моих улицах, Каллен, – резко сказал он, перед тем, как обернуться и пробормотать: – Чертово отродье.
Я засмеялся и включил зажигание, поехал к дому.
– Он вел себя не очень приветливо, – отметила Белла.
Я пожал плечами. – Как всегда. Он – шляпозад, – фыркнул я.
Она посмотрела на меня с удивлением. – Кто такой шляпозад?
Я офигел. – Ты только что выругалась, Белла?
Ее глаза распахнулись, и она смущенно улыбнулась, когда до нее дошло, что она ругнулась.
– Я, хм, – начала она, заливаясь румянцем. – Думаю, да.
Я заржал. – Это чертовски сексуально. Тебе нужно почаще так делать. Но в любом случае, шляпозад – это мудак, чья башка застряла в его же заднице. Ну, понимаешь, у него теперь задница вместо шляпы?
Она смотрела на меня. – Нет, – вскоре сказала она.
Я вздохнул и дернул головой. – Да ладно, неважно. Это просто слово, которые сейчас употребляют все сучки, – сказал я.
Она застонала и спросила: – Почему ты всегда употребляешь это слово?
Я вздохнул, потому что я, б…ь, действительно слишком часто его произносил, но ничего не мог с собой поделать. Так просто получалось. Я даже не пытался ответить почему, потому что это было бессмысленно. Я прибавил звук магнитолы и застонал, когда услышал, что поют N'sync.
Потянулся к кнопке, чтобы переключить эту гребаную песню, но застыл, когда Белла сказала: – О, и эту песню я люблю!
Я вздохнул и убрал руку. Если моей девочке, б…ь, нравится это дерьмо, то я смирюсь, даже если мне придется проткнуть карандашами уши, чтобы никогда снова не слышать эту хрень.
Потому что это я, Эдвард «киска» Каллен, principe della mafia, мудак, который стерпит дрянную музыку и долбаную поездку в зоопарк со своими братьями и их девушками – и все для того, чтобы моя девочка улыбалась. Парень, который стерпит любую бессмыслицу, если она сделает мою Беллу счастливой, потому что она делает меня счастливым. Она была моим счастливым воспоминанием.
Она этого стоит.
Alla Fine
Конец
======
3 Я люблю эту сладкую-сладкую, маленькую киску. Такую теплую и влажную.
4 Я не могу жить без тебя
5 Я так сильно тебя люблю. Больше для меня никого не существует
ДН. Ауттейк 4. Часть 1:
Ауттейк 4. Экспрессия любви
«Ласки, выраженные разными способами, необходимы для существования любви,
так же, как и листья необходимы для существования дерева.
Если их полностью подавить, то любовь умрет на корню».
Натаниэль Готорн
Эдвард Каллен
Я потянулся и схватил её за тонкие бедра, подтягивая вверх. Она обернула ноги вокруг моей талии и накинулась своим ртом на мой, хватая руками затылок и пытаясь притянуть меня поближе. Ее пальцы намертво вцепились мне в волосы. В этом поцелуе не было ничего нежного, ничего из этого абсолютно не было романтичным. Нет, этот поцелуй был полон отчаяния – в том, как лихорадочно двигались её губы, было что-то почти нахрен первобытное. Это было влажно и небрежно; наши языки слились воедино, из-за силы поцелуя наши зубы натыкались друг на друга, но никто из нас не считал это, б…ь, некрасивым. Сейчас это было правильным. Это не было нежно и чувственно – это была та потребность, которую мы сейчас ощущали. Это было всепоглощающе, нами завладела гребаная похоть «мне–мало–тебя», просто взывая об освобождении.
Я вонзил её в дверь спальни, сила удара заставила дверь качнуться и издать звенящий звук. Я толкнул свое тело в неё, и она застонала, так как мой член вжался в её центр. Я был таким гребано твердым, мой член набух и пульсировал, отчаянно прося внимания. Я мог чувствовать тепло Беллы через тонкий материал её шорт, и это сводило меня с ума. Так близко к тому, где я так отчаянно хотел быть, но все еще с барьером между этой киской и мной.
– Эдвард, – застонала она напротив моего рта, когда я вжал в неё свои бедра, потирая напротив её центра.