Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

Ожидание было лучшим решением, и когда мы, наконец, отдались страсти, это было так же сильно, как и в первый раз. И не только благодаря жажде близости или простому чувству удовлетворения; не только из-за того, что мы были сломлены и потеряны и думали, что это сможет исцелить нас. Когда мы занялись любовью, это была именно она – любовь. И это было правильно. Мы идеально подходили друг другу, и не только из-за терзающей нас боли.

Именно этого я и хотела – нормальной жизни. Она не была идеальной, Эдвард часто отменял наши планы, но в большинстве случаев Алек пытался идти навстречу. Эдвард принял свое положение в организации и, хотя я мало понимала тонкости, я знала, что ту же работу выполнял Чарльз Свон, когда я росла. Мы планировали переехать после свадьбы, но пока Эдварду требовалось часто покидать город. Иногда он уезжал на целые недели, но всегда возвращался ко мне целым и невредимым.

Точнее, настолько целым, насколько может быть Эдвард.

Он решил сделать перерыв в учебе и собраться, а я, не мешкая, поступила в Институт Искусств Чикаго под своим настоящим именем. Какое-то время Эдвард продолжал употреблять алкоголь, но вдруг, без всякого давления, он принял решение посещать встречи анонимных алкоголиков. На мой взгляд, это случилось на ровном месте, я не знала, почему он пришел к такому заключению, но я гордилась им. Он честно ходил на собрания, когда был в городе, и это тоже мешало нашим встречам и расстраивало его, но я всецело его поддерживала. Было бы ложью сказать, что все прошло гладко, правда в том, что каждый день требовал от него недюжинных усилий, чтобы оставаться трезвым. Он был раздражителен и часто выходил из себя, но я терпела, потому что знала: это побочный эффект его пагубной привычки. Были срывы и задержки на пути в нормальную жизнь, но он каждый раз поднимался и пробовал снова.

Я сделала еще глоток, прежде чем вылить остаток в раковину и поставить стакан рядом с собой. Я хотела было выйти, но передумала и вместо этого собрала посуду и загрузила ее в посудомоечную машину. Я не включала ее, зная, что это подождет до завтра, но убрала мусор и протерла поверхности. Липкий пол тоже подождет, но остальное я не могла так просто бросить. Несмотря на все перемены, кое-что не менялось.

Я вышла из кухни и направилась в гостиную, застывая на пороге, когда увидела Эдварда. У меня будто бы выбили воздух из легких, от этого зрелища я не могла дышать. От эмоций подогнулись коленки, а грудь сдавило.

Эдвард был на другом конце комнаты, в кресле, он вытянул ноги перед собой. Его обнимал ребенок, головой уткнувшись ему в грудь и собрав кулачками ткань рубашки. Оба крепко спали, свечение телевизора неярко отражалось от их расслабленных лиц.

Я на носочках подошла к ним и нежно потрепала Эдварда по плечу, позвав его по имени. Он поморщился и проснулся, несколько раз моргая, прежде чем сфокусироваться на мне. Он криво улыбнулся, заметив меня, а потом аккуратно приподнялся, стараясь не потревожить маленького.

– Привет, tesoro, – его голос был хриплым после сна. – Как прошел вечер?

– Хорошо, – ответила я.

В школу приезжала художница и проводила занятия, которые студенты обязаны были посещать. Я пыталась освободиться от них, не желая оставлять Эдварда одного, но моя степень зависела от этого зачета, что не оставляло выбора.

– А твоя?

– Чертовски вымотан, – пробормотал он. – Я, серьезно, не могу делать это дерьмо каждый день.

– Уверена, что это иначе, когда ребенок твой, – с улыбкой ответила я и нежно потрепала мальчика по щеке, а потом провела рукой по его светлым непослушным волосам.

Возле Эдварда свернулся калачиком Карлайл Энтони Каллен, почти двух лет от роду; он появился на свет в последние часы рождественского вечера две тысячи восьмого года. Те дни были грустными для всех – мы впервые встречали Рождество без доктора Каллена, но все изменилось, когда у Розали с утра начались схватки. Мы провели праздники в медицинском центре Чикагского университета, сидя под искусственной елью в зале ожидания, а Розали и Эмметт тем временем встречали величайший подарок, который только можно получить.

Эсме говорила, что это чудо, знак от доктора Каллена, что он пребывает в мире и наблюдает, как растет красивый маленький мальчик; мне нравилось в это верить. Я знала, что он унаследовал светлые волосы и ярко-голубые глаза от матери, но с каждым днем он все сильнее походил на мужчину, в честь которого его назвали. Между ними не было кровных уз, но всем казалось, что часть доктора Каллена теперь живет в этом ребенке – семейное имя в новом поколении.

Они попросили нас быть крестными, Эдвард колебался. Дело не в том, что он не хотел, он просто боялся приближаться. Он не желал втягивать мальчика в наш мир, боялся, что навлечет на него опасность. Я уважала Эдварда за такие мысли, но Эмметт и Розали убедили нас, что мы идеально подходим для подобной роли.