И я сидел и таращился и мигал вместе с курсором, ощущая как музыка ворвалась в меня и вознесла к жарким высотам неизведанного экстаза, обещавшего мне самое ослепительное восхищение когда-либо возможное в мире тайных радостей. Впервые на моей памяти, когда эти страстные странные ощущения нахлынули на меня, омыли и наконец схлынули прочь – впервые в жизни я почувствовал нечто новое, необычное, и нежеланное.
Я был напуган.
Я не мог сказать почему, или кого я боюсь, что делало ситуацию значительно хуже, одинокий неведомый страх прокатился внутри меня эхом отозвавшись в пустоте и унёс с собой всё кроме картинки этой бычьей головы и паники.
Во мне больше не было чёрного могущественного голоса, чтобы сделать меня крепче стали и швырнуть словно копьё во что бы это ни было. Я была один, напуган, беспомощен, и растерян; Декстер во тьме, с букой и прочими монстрами под кроватью, готовыми вытащить меня из этого мира в горящие земли полных ужаса воплей боли.
Далеким от изящества движением я дернулся через стол и выдернул шнур электропитания компьютера из розетки, затем загнанно дыша, я снова дернула назад на стул словно кто-то приложил электроды к моим мускулам, так быстро и неуклюже, что вилка на конце шнура хлестнула мне по лбу чуть выше левой брови.
В течении нескольких минут я едва дыша наблюдал как пот стекает с моего лица и капает на стол. Я понятия не имел, зачем я прыгнул со стула как атакующая барракуда и выдернул шнур из розетки, как и то, почему мне показалось необходимо сделать это, и я не мог понять откуда появилось это желание, всплывшее из новой тьмы между моими ушами и пронзившее меня своей неотложностью.
Итак, я сидел в своем тихом офисе и глазел на мертвый экран, гадая кто я, и что только что произошло.
Я никогда не боялся. Страх был чувством, которых Декстер был лишен. Испугаться веб-сайта было настолько за гранью глупости и бессмыслицы, что даже эпитетов не подобрать. А я никогда не поступал иррационально, когда не притворялся человеком.
Так почему я выдернул штекер, и почему у меня дрожат руки всего лишь от короткой бодрой мелодии и карикатуры коровы?
Ответа не было, и я не был уверен что хочу его найти.
Я поехал домой, убежденный, что за мной следят, несмотря на то, что всю дорогу зеркало заднего вида оставалось пустым.
Другой действительно был совершенно особенным, гибким в некотором отношении, чего Наблюдатель не встречал уже давно. Этот оказался значительно более интересным чем его предшественники. Он даже начал чувствовать некое родство с другим. Печально, правда. Если бы только мир был устроен иначе. Но в неизбежности судьбы другого была и некая красота, и это тоже было хорошо.
Даже на значительном расстоянии от автомобиля другого, он замечал признаки начинающихся расшатываться нервов: ускорение и замедление, возню с зеркалами. Хорошо. Беспокойство было только началом. Ему нужно было провести другое далеко за грань беспокойства, и делал это. Но сначала существенно было убедиться, что другой знал что приближается. А он пока не мог быть в этом уверен, несмотря на подсказки.
Ну хорошо. Наблюдателю оставалось просто повторять привычную последовательность действий, пока другой не узнает, что за сила пришла за ним. После этого у другого не останется выбора. Он придёт, как счастливый ягнёнок на бойню.
До тех пор даже наблюдение имело цель. Позволить ему почувствовать слежку. Ему не поможет, даже если он увидит лицо своего преследователя.
Лица могут меняться. В отличии от того, кто наблюдает.
ГЛАВА 20
ЕСТЕСТВЕННО В ЭТУ НОЧЬ Я НЕ СПАЛ. Следующее воскресенье прошло в тумане усталости и беспокойства. Я повёл Коди и Астор в соседний парк и сидя на скамье, попытался осмыслить эту груду несовместимой информации и предположить с чем я столкнулся. Кусочки мозаики никак не хотели складываться в мало-мальски осмысленную картинку. Даже если бы я сколотил их в более-менее складную теорию, мне это вряд ли помогло понять где искать моего Пассажира.