Дела адвоката Монзикова

Прошло не более 3 минут, как она вернулась к ним с десятком разных бутербродов. Стюардесса молча дала дежурную закуску и хотела, было удалиться, но ее вдруг за руку схватил Пётр и силой усадил к себе на колени. Он крепко обнял бедняжку, потерявшую дар речи, и хотел уже её поцеловать, как над ним нависла фигура его тёщи. Тёща почему-то решила, что надо бить сначала стюардессу, а уже потом, если получится, то и подлеца-зятя. Красивая пышная прическа миловидной девушки мгновенно превратилась в жалкие волосяные клочья дачного пугала. Невозможно передать всю палитру словесной брани между вмиг растрепанной стюардессой и исцарапанной тёщей, а также тридцатью или более пассажирами, находившимися в бабской очаге потасовки. Монзиков ничего лучшего не придумал, как начал свистеть и улюлюкать. Петруха же не растерялся и начал левой рукой сдерживать рыпанье тёщи, а правой тискать под короткой юбкой девушку. Он даже умудрился засунуть свою лапищу в трусики и почти добраться до лобка, но стюардесса вовремя соскочила с шахтёра и обеими руками вцепилась мертвой хваткой в жидкие волосы старухи. Буквально за несколько секунд у неё в руках был большой клок пулуседых-полукрашенных волос. Когда дерущихся разняли, то все, почему-то, смотрели на блондинку стюардессу. Белоснежная когда-то блузка была разорвана на крупные клочья, губная помада тёщи так раскрасила лохмотья, что девушка стала походить на жертву автокатастрофы. Лифчик расстегнулся и ко всеобщей радости мужской части пассажиров стюардесса, сама того не ведая, играла прекрасной крепкой грудью. Тяжело дыша, тёща стонала и что-то бормотала себе под нос. Шахтер с адвокатом, опьяневшие в конец, продолжали неистово ржать.

После успешной посадки пассажиров долго не выпускали из самолета. Все ждали прибытия наряда милиции, который вызвали ещё в воздухе. Прибывшая бригада скорой помощи забрала тёщу и… Монзикова с Петром, которые назвались родственниками пострадавшей старухи. Стюардессе оказали медицинскую помощь прямо в самолёте, в комнате для экипажа.

Когда бригада скорой помощи приехала во вторую городскую больницу г. Сочи, то перед врачами встала дилемма – либо мертвецки пьяных «родственников» истекавшей кровью старухи сдать в медвытрезвитель, либо положить в тень здорового платана, окруженного кипарисами и пальмами, который бурно разросся невдалеке от больших ворот. Нести было мужиков недалеко и достаточно легко, поскольку они практически не сопротивлялись. Санитары бережно положили бесчувственные тела на траву, а затем на носилки погрузили тёщу и отнесли ее в приемный покой. Когда старуху помыли и стали снимать с неё установочные данные – Ф.И.О., дату рождения, место регистрации и т. д., и т. п., то она вдруг оживилась и стала проявлять признаки прекрасного самочувствия, для своего возраста, разумеется. Врачи как-то сразу сникли и поняли, что госпитализировать ее им не удастся. Теперь их смущал лишь жалкий вид старухи: разорванное платье, кровоточащие царапины, синяки, полулысая голова, абсолютно беззубый рот, протезы были сломаны во время потасовки со стюардессой.

* * *

В 19³⁰ дверь двухместного полулюкса главного корпуса санатория Волна распахнулась. На пороге стоял полупьяный, сильно помятый, в грязных брюках, с волосатой грудью мужчина, в руках которого был небольшой чемодан и большая спортивная сумка на ремне.

– Здорово, мужик! Давно здесь, это? А? – Монзиков говорил и внимательно осматривал комнату, где была полуспартанская обстановка ещё с советских времен. Две примитивные, скорее подростковые, раздолбанные кроватки, покрытые старыми, выцветшими и не очень чистыми покрывалами, две армейские тумбочки со сломанными дверцами, карликовый обеденный стол, за которым с трудом могли поместиться два диетика, два старых стула и посуда – две алюминиевые столовые ложки, две изогнутые не один раз вилки с перекрученными ручками, два граненых стакана, две глубоких тарелки с голубой каёмочкой и отбитыми краями, пустая соломка, полуторалитровый графин с накипью на дне. На висевшей драной занавеске кучно сидели мухи. В комнате пахло морем и борщом со столовой, располагавшейся на первом этаже с обратной стороны корпуса.

– Здравствуйте, – вяло ответил худющий мужчина азиатской наружности, которому было далеко за сорок.

– Александр, – представился Монзиков своему соседу и протянул ему свою руку.

– Садык, – ответил тощий мужчина с впалыми щеками.

– Ты, давно? – спросил Монзиков и плюхнулся на свободную кровать.

– Что, давно? – не понял вопроса Садык.

– Ну, это… Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков достал пачку недорогих сигарет и закурил.

– Я, вообще-то, не курю! – бросил Монзикову Садык.

– Не волнуйся, научу! – и Монзиков сильно затянулся, после чего выпустил на Садыка большую струю вонючего дыма. Сосед закашлялся.

– Слушай, не дыми! Видишь, мне хреново от этого говна, – Садык начал кашлять. Его надрывный, туберкулезный по всем признакам кашель, сочетался с глубокими хрипами и раскачиванием корпуса-палки вперед-назад.